Выбрать главу

Вокруг него все рушилось, весь построенный ими рай быстро превращался в самый настоящий ад. Солнце пекло с неистовой силой, но ещё больший жар сегодня шёл от крематория. Все вокруг обезумели… и он в том числе.

Генрих понял, что давно сошел с ума. И все из-за Иды Берг, ради которой он был готов расстрелять весь мир, затопить все реками крови, распахнуть ворота ада и пройти самое пекло, чтобы достичь желаемого. Он не знал, произошло ли это еще при их первой встрече, или же в их третью встречу возле краковского кафе, или же когда он вытащил ее с того поезда в один конец. Все это время он ненавидел Иду, признавшись себе в этом еще в Кракове. В том, что он любит ее, он признался себе совсем недавно. И лишь только сейчас Генрих понял, что любовь и ненависть – это одно и то же.

– Герр Оберштейн, – пару минут спустя прозвучал рядом с ним голос молодого человека, – машина подана.

Кивнув и стряхнув пепел, Генрих открыл глаза, посмотрел на блестящий на солнце Хорьх и прошёл в дом; на середине лестнице остановился, усмехнулся своим мыслям и пошёл дальше. Ему ещё нужно кое-что забрать…

Зайдя в кабинет, он быстро собрал в портфель все бумаги, которые ему были нужны в дальнейшем. После этого пошел в спальню, где его ждал уже собранный чемодан с вещами. Отнеся все это в машину, мужчина вернулся в дом, прошел в спальню и остановился рядом с кроватью. В голове его маячила мысль: а правильно ли он все делает? Генрих посмотрел в окно, откуда видел дым, идущий от крематория, и решил для себя, что все же он делает все верно. Если нет – он рано или поздно поплатится за это… И что? Все равно никто не уйдет из этого мира живым.

– Вставай.

Ида мигом проснулась, почувствовав, как Генрих невесомо тронул ее за плечо. Она всё никак не могла привыкнуть к такому обращению…

Все кардинально изменилось около двух недель назад, в самом начале апреля. Слух быстро расползся по лагерю – на подходе советская армия. В сердцах выживших узников вспыхнула надежда, в сердцах немцев – обреченность. Но и это продержалось недолго: немцы начали срочную эвакуацию узников в другие лагеря. О новостях Ида узнавала от прачки.

С тех пор изменился и Генрих. Вечером того дня, когда новость о приближении советской армии добралась до лагеря, он поймал Иду у лестницы, когда она несла стопку чистого постельного белья в кладовку, схватил за руку и потащил за собой в спальню. Затолкнул ее в комнату, рывком отбросил в сторону кровати и, посмотрев на девушку пару секунд, ушел, с силой захлопнув за собой дверь. Несколько часов Ида испуганно просидела в углу спальни, с ужасом ожидая возвращения пьяного фон Оберштейна, и лишь потом она поняла – он не придет. Ни сейчас, ни позже.

Утром девушка обнаружила массивный замок на двери подвала – он переселил ее в свою спальню.

На следующий день Ида осмелела и позволила себе прилечь на самый край кровати фон Оберштейна, чутко вслушиваясь в каждый шорох, ожидая, что в любую секунду может прийти Генрих. Но он снова не пришел – он вовсе перестал ночевать дома. Иногда приходил днем, что-то делал в своем кабинете час-другой и уходил в комендатуру или еще куда-то. О Берг он совсем забыл, избегая любого контакта с ней все эти дни, предоставив ее самой себе.

Ида не понимала причины такой разительной перемены в поведении фон Оберштейна. Именно такой Генрих и пугал ее больше всего – непредсказуемый. Когда он открыто угрожал, когда пьяный пытался приставать к ней, можно было легко просчитать его следующий шаг, но сейчас… Он был в отчаянии, поэтому был еще опаснее, чем обычно.

Приподнявшись на локтях, Ида выжидательно глядела на Генриха, ожидая от него чего угодно. Но он лишь тихо произнес:

– Мы уходим отсюда, – и вышел из спальни.

Не став задерживаться, ничего не понимающая девушка поспешила за ним. Ида, выйдя в коридор, сразу почувствовала запах горелого. Уже подумала, что фон Оберштейн совсем сошел с ума и решил поджечь дом, но в окно увидела, как горел крематорий. Это означало лишь одно – советская армия была очень и очень близко, раз немцы пошли на такое.

Ида только открыла рот, чтобы узнать, что происходит и куда они собираются уходить, как Генрих, не останавливаясь и не оборачиваясь в ее сторону произнес:

– Молчи и не задавай глупых вопросов.

Берг тихо ахнула, на пару секунд остановилась, ошарашенно посмотрела ему в след и поспешила нагнать. Ей не верилось, что он решил вытащить ее перед самым его падением – раз уж немцы жгут крематорий, то взятие лагеря советскими войсками вопрос нескольких дней или, скорее, часов. И из всего лагеря, из всех заключенных, из всего персонала он решил вытащить именно ее.