Но, к его удивлению, эти желания так же быстро утихли, как и появились в его голове, так что через пару секунд он снова мог спокойно мыслить и, главное, смотреть на девушку, не думая о том, как он может прострелить ей руку просто ради своего удовлетворения.
– Не глядите на меня так злобно, – попросил Генрих, тяжело вздохнув, – а то все подумают, что вы моя любовница и за что-то сердитесь на меня.
Девушка покраснела, закусила губу и больше не задирала мужчину, решив, что оскорблять хладнокровного немца, которого все ее оскорбления, в сущности, совершенно не задевают, ниже ее достоинства. Да и к тому же, она, видимо, осознала свое никчемное положение по сравнению с ним, поэтому поутихла и уже была не такой смелой, как пару минут назад.
В этот же момент фон Оберштейн услышал шум двигателя, раздавшийся позади него, – за ним наконец приехала машина. Пока же он обернулся, чтобы проверить это и кивнуть водителю, Ида не стала терять времени зря – развернувшись, быстро зашагала прочь от Генриха. Когда же он вновь посмотрел на нее, то она уже перешла на бег и скрылась от него в ближайшем переулке. А ведь он хотел ее предупредить насчет того, что ее будет ждать в ближайшее время… Но пожав равнодушно плечами, Генрих поправил фуражку на голове и пошел к машине.
Тогда в его голове мелькнула мысль о том, что он видит Иду в последний раз в своей жизни, но он не придал ей совершенно никакого значения. Тогда Генрих просто сел в машину и сразу же забыл об этой мысли навсегда…
[1] Вильгельм Крихбаум – оберфюрер СС и полковник полиции, заместитель начальника гестапо Генриха Мюллера.
[2] Фо́льксдойче – обозначение «этнических германцев» до 1945 года, которые жили в диаспоре, то есть за пределами Германии.
Часть 2: Her. Глава IV
Ида сидела на чемодане и с грустью смотрела на окружающих ее людей. Думала ли она, что все будет таким, какое оно есть сейчас? Нет, конечно же, нет.
На днях объявили о депортации из гетто – была начата операция по депортации многих евреев в близлежащие концентрационные лагеря, – поэтому сейчас сотни людей вторые сутки сидели на раскаленной солнцем земле возле железнодорожной станции и думали о том, что ждет их впереди. Ида с мамой была в числе этих людей – они попали во вторую депортацию.
В ее голове так и не укладывалось, что все то, что произошло с ними за эти годы, – правда, что все это реальность, жестокая реальность. Ида отказывалась верить в такую нечеловечность, что такое вообще возможно. Ей очень хотелось проснуться в один момент и осознать, что это был сон, всего лишь глупый и страшный сон. Но, к сожалению, все это было более чем реально.
С первых дней, как немцы заняли Краков, все-таки выяснилось, что Ида с матерью еврейки. Уже тогда девушка поняла, что их не ждет ничего хорошего, но все равно пыталась найти какой-то выход. Когда же в ноябре вышел приказ, что все евреи, начиная с двенадцатилетнего возраста, обязаны носить опознавательные нарукавные повязки со звездой Давида, Ида поняла, что теперь для нее нет никакого выхода.
Жизнь в гетто хоть и была трудной, но Ида с матерью справлялись. Может, если бы они сохранили связи со старыми знакомыми, то им было бы немного легче, но ни с кем они больше не общались. На первых порах они еще пытались продолжать общаться с Иго Сымом, надеясь на его помощь, но после новости о том, что он способствовал аресту Ханки Ордонувны и многих бывших партнеров по театру и кино, все связи были с ним порваны. Поэтому им приходилось выживать самим.
За эти почти три года Ида поняла многое, став чуть ли не совершенно другим человеком. Жизнь в гетто научила ее тому, что если тебе предлагают какую-то работу, то за нее сразу же надо браться, какой бы они ни была, потому что иначе можно просто умереть с голоду.
Солнце слишком сильно стало слепить, поэтому Ида закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях, упершись локтями в колени. Ей до ужаса было жарко и нестерпимо хотелось пить, но флягу с водой она не доставала – не хотела, чтобы другие видели, да еще и на потом нужно оставить, ведь явно в поезде им предстоит долго ехать.
Неожиданно Ида подслушала диалог двух женщин, которые проходили мимо нее:
– Куда нас везут?
– В другое место. Там будет намного лучше, чем в этом гетто.
Ида грустно усмехнулась. Рассказы о том, как хорошо евреям в лагерях, ходили уже давно, да только она совершенно в них не верила. Насмотревшись на своеволие немцев и полное беззаконие, царившее эти два года на улицах, она не верила, что есть места, где евреям будет хорошо, тем более – места, организованные немцами. Девушка прекрасно знала, что их отвезут в трудовой лагерь, вот только она не знала, будет ли там лучше, чем в гетто.