— Спасибо, я уже пообедал, — сказал Лёнька от неожиданности. — То есть, здравствуйте. Привет, Шура.
Настроение от прилёта Шуры не улучшилось, а наоборот. Дело было не в ней — Шуре все радовались — а в принесённой бумаге.
— Требования к нарушителям, — прочитал вслух Толик. — Первое. Сдать незаконные летающие средства. Второе. Ломоносову Леониду Силантьевичу явиться в городское отделение УВД. Третье. Обеспечить беспрепятственный проезд комиссии по описи нелегального имущества, для этого открыть ворота и освободить проезд специальной техники.
— Да, бульдозеры, — рассказала Шура приунывшему мужскому и отчасти женскому клубу. — Едут уже, жёлтые такие. У них документы какие-то. Природоохранная зона, незаконные постройки.
— Это что за незаконные? — возмутилась Нина.
— Не шуми, Шура не виновата. Если бумаги есть — значит, подготовили. Значит, стали мы незаконными, — Толик потушил окурок о стол, забыв о благоприобретённой любви к порядку. — Думать надо. Что делать будем? Есть предложения?
Когда такие вопросы заставали Лёньку на кухне верхнего дома, он начинал чесать голову и смотреть в окно, на мост. Мост был символом стойкости, упрямства посреди болота. Со временем упрямство обросло травой, под ним завёлся паноптикум, а сейчас в беседке поселились зёмы, но осталось таким же непреклонным, нагло торчащим из воды.
За окном солнце пробивалось сквозь уходящие облака, ветерок подсушивал траву, сошедшие с моста зёмы шли вымаливать сухие поленья в окрестных дворах. В огороде приземлился Парамонов и побежал к верхнему дому, размахивая руками. Лёнька переплёл в голове последние события и выдал решение:
— Утекать надо, вот что.
— Куда? Как? Почему? — спросили все одновременно.
— Да хоть куда. Построим ковчег.
— Построим что?
— Бульдозеры! — ответил невпопад Парамонов, ввалившийся в дверь, — Челябинцы! Уже близко!
— Да мы знаем.
— И что?
— А вот думаем.
Парамонов хотел выкрикнуть ещё что-то важное, но вздохнул, присел рядом со Стасиком и вписался в контекст.
— Убежим, а дальше как? — возмущалась Нина. — Поселимся в диком лесу? Нет, извиняйте. Стасику учиться надо.
— А полетели в Германию.
— Лёнька, ты с ума сошёл. Так мы там и нужны, без документов и без их немецкого. Нет уж. Я не полечу.
— Так женщина провалила прекрасный проект, — вздохнул Лёнька и прикрылся полотенцем.
Толику прикрываться было нечем, пришлось подтвердить, что ни лес, ни Германия семье не подходят.
— А может, Сополимер? К родителям. Да, там квартира, а не дом, зато школа рядом хорошая, математическая. И на садовый участок обещают воду провести.
— Сколько лет обещают? Нет, лучше тогда вступим в кооператив.
— Так, позвольте! — встрял Парамонов. Неужели не будете бороться с насилием? Надо идти в суд, надо сопротивляться!
— Мы-то? — задумался Лёнька. Он представил жизнь в борьбе. Слушания дел, судебные бумаги, ночные бдения у бульдозеров, постройка баррикад, предупредительные взрывы… — Не буду я бороться, — сказал Лёнька. — Я лучше в лес подамся.
— Тебе первым делом и надо улепётывать. Другие скажут — не знаем никаких летег, их, может, и не тронут. А ты не отбрехаешься.
— Да, я на мушке. И ты, Димус, между прочим, тоже. Тебя Шопышин видел.
— Я в Москву возвращаюсь, меня в семейные планы не включайте. Машину только жалко, ну да перенесу её под нос гаишников, они найдут и вернут. Век буду благодарен.
— Ясненько, — Лёнька продолжил чесать затылок. В детстве эта привычка помогала сосредоточиться на алгебре или физике. Иногда Лёнька представлял, что у него есть мыслительный бугорок, на который стоит посильнее нажать — и мысли потекут могучим потоком. А если к потоку приложить водное колесо…
— Плотина! — воскликнул Лёнька.
— Что?
— То есть, придумал я, что делать надо. Делать надо так.
Стратегический план с говорящим названием «Плотина» начали приводить в действие после бурного обсуждения. Шура, подхваченная Лёнькиным мыслительным потоком, отказалась идти домой.
— Я уже большая, да. На третий курс перешла. Нина, я помогу, начнём с блинов.
Пока Нина с Шурой колдовали над сковородками и кастрюлями, а Толик выбирал дрова для ритуального костра, Лёнька подготавливал паноптикум к приходу гостей, расчищал место под костёр, раздвигал скульптуры.
— Извини, Оскар. Девушка, обопритесь веслом на меня. Пионер, держи горн пистолетом, — подбадривал Лёнька сам себя. — Так надо. Вам понравится.