— Так. А ты, Вова?
— Я! Берут меня бульдозеристом мужики. Со своей машиной. Четыре бульдозера круче трёх. Обещали, каждый день халтура будет. Покрашу в жёлтый, стану как родной. Василия бы позвал вторым пилотом, да он теперь весь, понимаете, в розах.
— А мы с Парамоновым летеги всё-таки продолжим, — сказал Михалыч. Поставим, как говорится, на научный принцип. Не может быть, что нельзя их делать как самолёты. Ну, и огород у меня. Следить надо.
Парамонов кивнул и забарабанил по столу.
— Парамонов, ты же понял, что не получится летеги по чертежам строить! Подумали бы про ветряк. Хорошее начинание было. Да и запруда.
— Понял, Леонид, понял… Но Шопышин денег выделяет на эксперименты.
— Он? Зачем? Шура, ты не знаешь?
— Нет, папа не говорил. Ботинки всё наденет твои и ходит, и подпрыгивает. Но не говорит.
— Ясно тогда и с ним, и с вами, мужики. Дело хорошее. А ты, Гусейн?
— Я сказку написал.
— Что?
— Сказку. Про ковёр-самолёт.
— Послушай, а у тебя что за национальность? — спросил Рома. — Извини, что пристаю, но я думал, ты грузин, а сказки про ковёр-самолёт — это Персия с Индией.
— Русский я. Живу тут как? Говорю с вами как? Русский.
— Ну и правильно, — Лёнька почесал голову, — наш ты. А куда русскому человеку податься? Разве что в кусты. Пиши сказки, живи тихо, Хоттабыча не слушай. Можешь весь цветмет из паноптикума вывезти. А сам-то ты, Рома, чем займёшься?
— Да всё тем же. Уж определили меня в деревню храм отстраивать. А в библиотеке как раз «Науку и жизнь» списывают, заберу. Тебе, Вова, привет передавала библиотекарь, говорит, новую книгу по этике привезли.
— Угу. Я зайду.
— А книги по теории тебе не нужны. Не ведает человек, что за силы ими управляют, — включил Рома первый режим, но одумался, когда Лёнька и Димус в один голос обозвали его Христофором, и заговорил по-человечески:
— Вечный двигатель хочу в деревне строить. Чтобы на нём и летать, и электричество, и телепортация.
Лёнька хотел возразить, не смог и переключился на брата:
— А ты, Димус, стало быть, в Москву?
— Да, завтра утром.
— Летаврию-то спасёшь?
— Даже не сомневаюсь. Плевать мне на их крёстные ходы. Что нам, материалистам.
— Прилюдно только не летай.
— Что уж я, с ума съехал? Не буду.
— А мы? — спросил вдруг Голова.
— Голова! — удивилась Нина. — Ты спрашиваешь? Вы не бойтесь. При часовне будете, в хате-хаосе. Отец Христофор говорил. Вы же это… Он их юродивыми назвал, — обернулась она к Лёньке. Просил их беречь и кормить, как будто я без его советов — жадина. Ни за что не выгонит. Правда, вместо нас уже будет Изувера всем заправлять.
Тело потёрся щекой о Нинину руку и замурлыкал.
— То есть, Нин, вы уже всё обдумали?
— Обдумали, Леонид, — ответил Толик. — Мы в кооператив. Хотели завтра тебе сказать, да уж теперь-то что.
— И правильно. Стасику в школу скоро. А летать его учи, хоть по ночам учи, хоть в квартире. Лучше так, чем в школе ему скажут, что человек — рождённый ползать.
— Разберёмся. О, посмотри-ка, они по воде прут, кресло несут!
Киря и остальные, даже сухопутные зёмы, даже отец Христофор, задравший рясу, шли к мосту через поток Уловки в месте, где недавно ещё лежали бетонные плиты. Киря уже подтянулся на краю моста и болтал ногами в поисках опоры.
— Эх, я простой крестьянин. Дайте мне вилы и я переверну Землю — сказал Лёнька. — Все готовы? Взлетаем.
Он поднял беседку над мостом, оставив за бортом уже почти совсем подбежавшего Кирю.
— А что весь мост не поднял? — спросил Толик, глядя, как варвары захватывают его Виму.
— Я же по делу, а не народ пугать. Слишком много было бы шума. Поможете вещи перетащить?
— Ты же сам себе богатырь.
— А вы смотреть будете? Нет уж. Пока я копаюсь, зёмы набегут — растащат, а то и колёса телеге открутят. Хотя это неважно.
Вещей было немало. Кухонная утварь, одежда, одеяла и подушки, мешок овса, лопата, коса, грабли, молоток и прочий инструмент. В отдельной коробке лежали фломастеры и краски.
Лёнька надел на Пилота новую узорную узду и запряг в телегу. Дуга тоже была изукрашена орнаментом, а телега отделана акриловыми палочками, как и первое кресло-летега, которое зёмы установили на мост, туда, где была беседка.
— Ну, всё, вроде, — сказал Лёнька. Нам пора.
— Не передумаешь? Если что — приезжайте. Хоть на лоджии, да поселим.
— Не передумаем. Нин, Дима, мать не оставляйте, да и Тамару. Им теперь пешком в лес придётся ходить, хотя кто их знает. Привет передавайте, я напишу потом.