— И папу… — Шура вздохнула, и Нина сразу согласилась помогать покинутому дочерью Шопышину.
— Не бойся. В одном городе живём, не бросим.
— Стасик, — Лёнька поднял племянника на телегу и что-то нашептал ему в ухо. Стасик кивал, потом пожал дяде руку и спрыгнул вниз, расплескав лужу.
— Я сперва думал бульдозер угнать, пригодился бы бульдозер. Но телега мне удобнее. Вот ещё что. Белку и Стёпку взять я не могу. Пока остаются на Нине, а что дальше — не знаю. Травы накосил, сена насушил, только народ с сеновала гоните — затопчут его. Овёс в мастерской, в мешках.
— Я возьму лошадей, — Василий Иванович выпрямился и посмотрел, наконец, Лёньке в глаза.
— А и правда, бери.
— Не даром. Деньги Нине отдам.
— Василий Иванович, да я… — начала было Нина, но Василий её остановил:
— Тебе не надо — Стасу пригодится. Да, Стасик?
— Да, — ответил Стасик. — А можно я буду кататься приходить?
— Конечно. В любой день.
— Вот, вроде, всё и решили. Мы поехали. От винта!
Лёнька подал руку Шуре, усадил в кресло второго пилота, телега стронулась и ровно поплыла по дороге.
Все махали руками, или вытирали слезы, или молчали, глядя на дорогу и дальше, в небо. И только Стасик наблюдал, как в зеркальной луже от лошадиных копыт и колёс телеги не образуются круги.