— Славянин я, — сказал он. — Чужеземцы, помогите оратаю.
Моряки немного поорали со славянином.
— Живешь тут, что ли? — спросил Джеймс.
— Сельским хозяйством занимаешься? — спросил Джойс.
— Живу, иноземцы, — сказал чурянин. — Ору. Жена моя за прялкою сидит, прёт. Дети на гуслях играют додекафонию. Графиня, западница проклятая, решила басурманский храм на нейтральной полосе заложить и назвать оный Наша Дама Из Парижа. Намекает на свое якобы хранцузское происхождение. А какая она, к ляду, хранцузская графиня? Типичная чалдонка. Магией и чарами досуг свой заполняет. Спектры опричь нее по ночам треплются. Дым сернокислый алхимик из сосудов поганых запускает; золото ищет, тварь, окружающую среду паскудит. Вместе с дымом космолетчицы голые на метлах из трубы сигают; космы распустят и летают, срамота, сила нечистая, с нами крестная сила. До седьмого колена у ей все якобы графини были, стервы из стерв, и всех Мартами звали. Потому и ейная кличка — Восьмая Марта.
— А что это там за строение на холме виднеется? — спросил Джеймс.
— Вечный Грек там обитает. Полуодетый ходит. Бегает в сандалетках. С факелом. По праздникам жертвы богам своим поганым приносит. Поросенок наш к нему забежал надысь, спалил и поросенка. Небось врет, что в жертву-то принес, сам небось сожрал. Голодает. Виноград у него не растет. И бараны дохнут.
— А в рощице что за ларьки? — спросил Джойс.
— Фирмач наш. Ларьки у него — фирмы разные. Видите — вывески? «Регенераж». «Оживляж». Эти на источниках живой воды стоят. Убить готов, чтобы потом оживить, морда торговая, мизгирь скудоумный. «Ойл энд олл». Это не знаю что. Москательная, что ль? Дондеже понеже. Погодь, вьюноша, я вам гостинца вынесу.
Дети грянули на гуслях марш «Прощание славянки». Щедро одарив путешественников семечками и веригами, славянин поклонился им в пояс. То же сделали и мореплаватели. И пошли на берег ждать Перси Китса от графини; дня через два и дождались.
IX. Прерванная беседа и начало поисков
Перси шел, слегка пошатываясь. Под глазом у него был синяк, одежда в лохмотьях. Метрах в трех за Перси, покачивая бедрами, двигался к берегу задумчивый Окассен, а за ним с узелком бежала Николетта. За Николеттой поспешал сенбернар тяжелыми скачками. Он приговаривал:
— Тебя-то куда несет, безмозглая?
— Куда Окассен, — отвечала Николетта задыхаясь, — туда и я!
— Отговори ты ее, приятель, — сказал Перси, — ведь ее капитан за борт бросит в надлежащую волну.
— Я тебе не приятель, — сказал сенбернар и снова обратился к Николетте. — На что ты ему сдалась, Окассену своему? Он плевать на тебя хотел. У него свои дела.
— Не скажи, — сказал Окассен мрачно. — И шел бы ты, мутант, к своей Восьмой Марте.
— Николетта, — сказал Василий, — лучше шла бы ты.
— Куда Окассен, — сказала Николетта, — туда и я.
— Кем же ты ему приходишься, девушка? — спросил Джеймс.
— Кто она тебе, Опоссум? Как ты ее на гребентине представишь? — спросил Джойс.
— Она моя невеста, — сказал Окассен.
— Николетта, — сказал сенбернар, — быть тебе невестой до старости.
— А это, — сказал Окассен, — не твое собачье дело.
— Послушай, дружок, — сказал Перси Китс, — а ты, часом, не тово? Оставь ее в покое. Зачем она тебе?
— У нас родственные души, — упрямо промолвил Окассен. — Куда я, туда и Николетта.
— Василий, — сказал сенбернар, — будь человеком, возьми этого голубого героя на руки и волоки его на «Авось», а уж эту голубую героиню я тут сам придержу.
— Отойди, моралист, — сказал Окассен, — от тебя псиной пахнет. Василий, не подходи! Николетта, за мной!
Неизвестно, сколько еще продолжался бы их прибрежный полилог, если бы шум мотора летательного аппарата, сперва возникший в лазури как комариный писк, не стал оглушительным и не придал бы беседе мимический характер. Над беседующими завис винтокрыл, из брюха которого в мгновение ока вылетел трос со щупальцами на конце. Щупальцы ухватили Василия и повлекли его вверх.
— Прощай, Перси! — кричал, дрыгая ногами, первопроходец.
— Я с тобой, Вася! — кричал Перси в ответ.
Василий исчез. Черное брюхо винтокрыла захлопнулось. Некоторые время Перси Китс, близнецы, Окассен, Николетта и сенбернар бежали по прибрежному песку за синей тенью. Потом винтокрыл набрал высоту и скорость и скрылся из глаз. Николетта плакала. Окассен ее утешал. Джеймс и Джойс выражались.
— Что это у вас тут за погань летает? — спросил Перси у сенбернара.