— А что дает выход в канал времени?
— По каналу времени можно получать любую информацию из любой точки Вселенной. Можно увидеть прошлое или будущее. Да все что угодно. Возможности неограниченные. По потребностям. Или по способностям.
Он рассмеялся.
— Поэтому такое количество охотников за… игрушкой?
— Само собой. Кого-то интересует неограниченная власть. А кто-то просто хочет лечить больных… кстати, от любой болезни.
— А вы… — брякнул я, — почему вы сами-то не вылечились? То есть, почему вы умерли? Это как-то связано с вашей… игрушкой?
Он опять засмеялся.
— Атеисты, — сказал он, — все-таки потрясающие люди. Он меня спрашивает — почему я умер. Вы бы еще спросили — для чего вы живете. Или о смысле жизни вообще. Что вас, собственно, интересует? И зачем вам это? Несерьезный вы человек. По официальной версии я умер от рака.
— Но… я слышал, вы лечились у… то есть ездили лечиться методами… неофициальной медицины, а…
— Безмерная, — сказал он, — в нашей стране — в связи с нашим общим уголовным прошлым — развилась любовь к детективам. Какое вам дело до моей кончины? Даже мне уже дела нет. Оставьте.
Я не настаивал.
— Скажите, — спросил я, — у кого-нибудь еще может быть подобная… игрушка?
Он нахмурился.
— Не исключено. Увы.
— Увы?
— Люди разные, — сказал он. — В иных руках сие будет покруче атомной бомбы.
— И если руки «иные», захочется им ухватить бразды правления миром единолично?
— Точно так.
— Среди желающих присвоить «дипломат» вашего ученика есть существа страшные…
— Они все хороши по-своему, — сказал он.
— И ваш Арсений в бегах практически постоянно?
— Мой Арсений в бегах натурально с моих похорон, — сказал он. — Надеюсь, я вас не шокирую?
— Нет, — оказал я.
Мы помолчали, и вдруг вселенская тоска нашла на меня, меня как ударило.
— Мне домой пора. Который сейчас час?
— Час ноль, — отвечал он серьезно, повернувшись ко мне. — Сейчас час ноль. Час, которого нет. Дайте чемодан.
Я протянул ему «дипломат». Он ловко уложил в гнезде свою машину времени, покрутил колесико, пощелкал тумблерами, захлопнул крышку.
— Прощайте, — сказал он, вставая.
И тут опять пошел снег, да еще какой. Мне показалось — я уснул на секунду. Я зажмурился, задыхаясь в метели. Открыв глаза, я увидел парадную своего дома. Оставалось только войти, подняться на лифте. Хахаль исправно пил чай из моей чашки, у меня заболело сердце. Должно быть, из-за перехода барьера. Я пошел в свою комнату, вцепившись в ручку «дипломата».
— А чай? — спросила жена мне вслед.
Закрыв за собою дверь, я почувствовал себя народовольцем с бомбою и впервые в жизни заперся на ключ, а ключ положил под подушку. И уснул, как на дно пошел. Но успел, закрыв глаза, уплывая, увидеть несуществующую, неоднородную, подобную призрачному театральному занавесу, пелену: снег. «Эдем в снегу», — последнее, что я успел подумать.
Зато первое, что я сумел подумать при резком — словно кто под бок толкнул — пробуждении: «Времени нет, остались только сроки». Кажется, слова из Апокалипсиса. Потом я подумал — который час? и вспомнил: «Час ноль». И вообще все вспомнил.
Час был седьмой, ключ под подушкой, «дипломат» у кровати, игрушка в «дипломате», все как в сказке. Но эта сказка мне не нравилась. Я в ее герои не подходил. Я был из другого анекдота. Впрочем, меня не спрашивали.
«А интересно, — подумал я, бреясь, — если у какого-нибудь Калиостро имеется аналогичная пусковая установочка, он меня ею уже запеленговал?»
С технической точки зрения сие было вполне реально. Практически меня теперь можно было выследить, пристукнуть и ограбить. Так нежданно-негаданно осложнилось мое существование и приобрело особый, сегодняшний, не соотносимый со вчерашним колорит. Причина моего полного краха — для начала, внутреннего — мирно почивала в своем укладочном ящике, являясь одновременно чьей-то целью и неким следствием, а заодно, для меня, и единственным, в случае чего, средством спастись. Хотя инструкции к ней не прилагалось, и я мог невзначай закатиться по невежеству в века и страны, из коих выход был в другие страны и века, и роль Агасфера замаячила передо мной во всей красе как вероятность полная. А, может, уже и неотвратимая.
Оставить дома это я не решился. Не хватало только поставить под удар дочь, если игрушка и впрямь пеленгуется. Выломают дверь или вломятся, когда девочка придет из школы… б-р-р… Я потащился на работу с ощущением инкассатора из боевика: болтающийся на запястье наручник, другим концом намертво замкнутый на ручке «дипломата».