Я был подопытным кроликом. Можно было, разумеется, затаиться в четырех стенах, выжидая окончания эксперимента; но кто знает, что бы это мне дало? Покинуть Поток по своей воле исключалось. Цель у меня имелась, весьма скромная, но подсвеченная и окрашенная глубокой личной заинтересованностью: вынести все это по возможности достойно и выйти из неизвестности без потерь…
День сбил меня с толку, и я совершенно забыл о таких пустяках, как ужин и завтрак. Водружая чайник на плиту и включая телевизор, я тщательно отгонял роившиеся в моем воображении антрекоты, салаты (особенно донимали меня свежие огурцы и фаршированный красный перец), пиццы и хачапури. Когда я полез в холодильник свой холостяцкий за маслом и сгущенкой, я обнаружил там все эти чудеса кулинарии, включая пиццу. Обрадовавшись в первую минуту, во вторую я чуть было не вышвырнул сии самобранные изыски в мусоропровод. Однако голод не тетка — и в третью я с аппетитом ужинал… Правда, сон у меня пропал и некоторое эйфорическое возбуждение заменило усталость.
С настырностью естествоиспытателя и наглостью факира я представил себе стоящую на нижней полке холодильника бутылку «Чхавери». Хорошее, доложу я вам, вино. Поднося к губам ледяную темно-алую рюмку, я уже прикидывал, как реализовать новоявленные свои способности, проявляя наивное потребительство хомяка перед Клондайком зернышек.
Потом я укрылся в кресле. Закрыл глаза. Старался сидеть тихо и не шевелиться. Окружающая среда чутко реагировала на каждое мое движение. На приступ аппетита. На взгляд. На шаг. Я зажмурился. Замер. На вздох? на удар сердца? Подсознание и воображение отключке, увы, не подлежали. Не исключено, что я стал засыпать. Как в детстве в бреду я видел серые волны, набегающие на серые волны, рваные гребни, интерференция, валы, стоп-кадр, рапид, опять все сначала; запах скипидара; аромат сирени; мокрые грозди. Мокрые грозди. Стук. Грозди сирени, величиной с малых котят. Стук опять. Шестилепестковое счастье для простаков, детей и романтических барышень. Стук в стекло. Я вскочил. В окно стучали. Я отдернул занавески. Ночь была почти белой. За окном прекрасно был виден мне человек в белой рубашке, костяшками пальцев стучащий по хрупкой прозрачной преграде, по стеклянной пленке, отделявшей «извне» от «внутри». Я открыл окно. Он ступил на подоконник и спрыгнул в комнату.
— Спасибо, — сказал он.
Тут только сообразил я, что окно мое, равно как и квартира, находится на третьем этаже.
— Извините за вторжение, — сказал он.
— Муж пришел домой? — спросил я.
— Нет, — он засмеялся. — Я не мог спуститься. Мне оставалось только побеспокоить вас.
Вполне вежливый молодой человек. Из хорошей семьи, как говорится. Хлебнувший воспитания. Дрессированный. Мне стало весело.
— Я на какую улицу от вас выйду? — спросил он.
Я ответил.
— Хотите рюмочку на дорожку?
— Не откажусь, — сказал он. — Какое вино чудесное.
Мы шли к входной двери, и он сказал шепотом:
— Дело в том, что я нахожусь… ну, знаете, в этом аномальном состоянии… как это… еще в «Знание-сила» писали.
— Вы попали в Поток? — воскликнул я.
— Вот именно.
Бедняга.
— Дело в том, — сказал он, берясь за ручку двери, — что я взлетел, летать мне понравилось, а как спуститься, я не знал. Я уже устал летать-то.
— Могу себе представить, — сказал я.
Его воодушевило, что я не охаю, не ахаю и глаза на вруна сумасшедшего не таращу.
— А как вы взлетаете? — спросил я.
— Это проще простого, — сказал он. — Надо только встать ровненько, вот так, руки по швам, собраться, подумать, что полетишь, ну как вверх устремиться, что ли, оттолкнуться… и лети. Когда невысоко в воздухе зависаешь, легко спускаешься. В квартире под потолком летал. У нас в старом фонде квартира. Потолки высокие. И все ничего. А на улице хуже. Всего вам хорошего.