Но была весна, и он был жив, и Коннор был жив, и Гэвин, что самое странное, был жив. И их пункт назначения маячил где-то впереди.
В Иерихоне то ли знали меньше, чем Гэвин предполагал, то ли говорили меньше, чем знали. И благодаря иерихонцам они знали, куда им нужно было двигаться, но не могли знать точно, что их там ждёт.
Именно весной Андерсон скучающим голосом задал вопрос, который заставил их обоих поднять на него глаза:
— Может, и не стоит идти к этим Светлячкам?
До бывшего университета, места назначения, было рукой подать — и никто не просматривался поблизости. То ли им дали подойти, то ли в Иерихоне их наебали, то ли знания иерихонцев безнадежно устарели.
— Ага, — ответил Гэвин ехидно, — а пиздовали мы сюда, чтобы развернуться и попиздовать обратно?
— Следи за языком, — сказал Андерсон, но как-то не угрожающе совсем. Потом замолчал и выдал:
— Если серьёзно, мы же не знаем, что там. И какие они. И чего хотят на самом деле.
Гэвин уже раскрыл было рот, но его перебили:
— Знаем, — сказал Коннор. Андерсон с Гэвином синхронно развернулись к нему. — Я знаю женщину, по имени Аманда, она из Светлячков. Она будет ждать нас там.
— Охуенно, — пробормотал Гэвин. — Он ещё и знает кого-то из Светляков.
— Мы жили с ней какое-то время.
Андерсон попробовал уточнить:
— Мы?
Коннор моргнул. Потом моргнул ещё раз.
— В смысле, ты с матерью?
— Нет, — Коннор замолчал, а потом сказал как-то неуверенно, — можно я не буду об этом говорить?
Андерсон посмотрел на него, то ли обеспокоенный, то ли встревоженный, но кивнул. А Гэвин подумал: «мы» — значит Конноры, так ведь?
Закат над крышами сиял ослепительно, и они трое остановились, чтобы пару минут просто на него посмотреть.
Гэвин скользил взглядом по крышам и по разросшимся деревьям, и по полуразрушенным оградам. Андерсон сказал, это был университет, собственно, на фасаде была какая-то надпись, но против садящегося солнца Гэвин ее не мог разобрать. На стенах краской из балончика, то тут, то там виднелись светлячьи три незамкнутых круга.
У него в голове крутилось: Коннор не сказал даже Андерсону, он сказал только ему.
Гэвин даже на секунду почувствовал себя особенным, что ли? И тут себя же осадил: не обманывай себя, ты не Андерсон, пусть он занимается самообманом. Ты прекрасно знаешь, что оказался свободными ушами, когда Коннору это было нужно. Если бы ещё знать, неужели только Коннору это было настолько нужно, что он согласился и на гэвиновы уши? Так боялся, что умрет? Или так боялся, что Андерсон умрет?
Может, его брат умер зимой?
Гэвин оттолкнулся ладонями от перекладины, пролез под оградой и спрыгнул вниз, в кучу гнилых листьев, вылезших из-под сошедшего снега. Счесал ладонь, перецепился, в последний момент прикрыл локтем лицо, чтобы не задело нос, но так-то и неплохо приземлился.
Сверху донеслось андерсово возмущённое:
— Эй!
Здесь могла быть тысяча и одна засада, ну да чёрт с ней.
***
Университет был заброшен.
Вблизи он казался огромным и тёмным. Гэвин даже потрогал каменную стену у забитых дверей — стена была влажная.
Они спустились и обошли здание по периметру, но людей здесь не было.
Гэвин сказал негромко:
— У них же должны были быть причины, чтобы кинуть это все, — он сделал паузу и спросил — да?
И вероятнее всего причины были не из лучших.
Пролезть через здание было непросто, но их в любом случае интересовала лаборатория, которую упоминал Карл, так что выбора не было.
Андерсон сказал:
— Стой на часах.
Гэвин кивнул — но слушаться не стал, пусть Коннор на часах стоит, а он тем временем шмыгнул за Андерсоном вслед. Коннор шёл за ним.
Лаборатория была разграблена, в столе Андерсон нашёл — что-то вроде рации? У этого прибора не было антенны и Гэвин спросил:
— Это зачем ещё?
— Это диктофон, — ответил Коннор. — Прибор для записи звука.
— Да ты что? — огрызнулся он, — и откуда ты…
Его прервал громкий щелчок. Он быстро перевёл взгляд — Андерсон нажал на кнопку. Прибор молчал.
— Хоть бы это были чертовы батарейки, — пробормотал Андерсон.
Он отложил прибор на металлический стол, зарылся в свой рюкзак, отнял у прибора крышку, заменил батарейки, с щелчком поставил крышку обратно. Потом посмотрел на них с Коннором и сказал:
— Ну, с богом.
Когда плёнка кончилась и голос замолчал, Гэвин спросил:
— Это что было? — хотя очевидно было, что это.
Андерсон выдвинул ящик и аккуратно положил диктофон обратно в стол.
— Что-то, над чем подумать надо, вот что это.
Голос говорил о Солт-Лейк-Сити и больнице Святой Марии.
Они снова знали, куда должны добраться и снова не могли предугадать, что их там ждёт.
***
Гэвин не хотел знать о мире, который был до — у всех стариков от мыслей о нем тут же кривились лица, или мутнели глаза, они или начинали ломким голосом ностальгировать, или как-то моментально грубели и начинали посылать нахуй, хотя до этого были ничего так, вежливые.
Ему было вполне нормально без их страданий и без их сожалений, от которых хотелось спрятаться, убраться подальше. Когда на твоих глазах до этого сильные взрослые начинают разваливаться и сыпаться, от этого хочется сбежать.
Хорошо было думать, что Андерсон понимает, куда они идут. Он периодически узнавал местность — смотрел на заросшие знаки, иногда отдирал плющ рукой, иногда ему хватало просто на них глянуть — кивал сам себе, они шли дальше.
Шли по битым автострадам, переполненным и перегруженным такими же битыми тачками, лезли через разрушенные здания. Излом моста прерывался и краем уходил под воду, и им приходилось переться вброд, сопротивляясь течению.
Они пересекали заброшенную карантинную зону, по дуге, наскоро, когда Коннор заговорил — так, как будто подхватил и продолжал старый разговор, а не первым подал голос впервые за два часа всеобщего молчания:
— Так вы были полицейским, лейтенант Андерсон?
— Коннор, я тебе говорил звать меня Хэнком сколько раз?
Коннор как будто задумался, а потом ответил с невозмутимой обходительностью:
— Около двадцати. Вы были полицейским, Хэнк?
Андерсон молчал, пока они поднимались наверх — Гэвин оступился, и его поймали за плечо. Синяк будет — пассивно подумал Гэвин.
Тут было свежо. Ветер приятно перебирал его волосы. Здесь хотелось остановиться и перевести дыхание. И они действительно состояли пару минут, а потом зашагали дальше.
Андерсон наконец сказал:
— Да, было дело.
— И как это было?
— Что?
— Работа в полиции? — Коннор смотрел прямо, воплощенная собранность, воплощенная искренность. Где его научили таким фокусам? Не врожденное же оно? Где он мог таких интонаций нахвататься?
Андерсон пару секунд смотрел на него, прищурившись и не замедляя шага, а потом помотал головой:
— Неа, парень.
— Что?
— Не нужно пытаться меня развести на байки о моей работе, это все не для детских ушей.
— Где ты тут детей нашёл? — вполголоса проворчал Гэвин. Ему было неинтересно слушать, что бы там Андерсон ни взялся вспоминать. (Он опять ударится в свою больную ностальгию, а потом опять будет молчать часами).
— Чего там говоришь?
— Детей тут нет, — ответил Гэвин ровным голосом. Скользнул взглядом в сторону Коннора, отвернулся.
— О, точно, тут только два взрослых молодых человека, разумеется.
Гэвин резко спросил:
— Сколько тебе лет?
— Что?
— Сколько тебе лет?