— Сорок один, если хотите знать, молодой человек, — Андерсон помолчал немного, а потом добавил с сомнением, полувопросительно: — или сорок два уже?
— И какое было последнее дело, над которым ты работал? Пока был полицейским?
— Да какая… — он замолчал. — Ты не работаешь только над одним делом, это так не делается.
— Ну.
— О, господи. Чего ты хочешь?
— Баек.
Андерсон посмотрел на него оценивающе, а потом сказал:
— Чёрт с тобой. — выдохнул, начал — Была тёмная, грозовая ночь… Так нормально?
— Ну-у-у-у…
Коннор подал голос:
— Очень интересно, Хэнк.
— Чертовы дети, — пробормотал Андерсон, пытаясь спрятать улыбку. — Чертовы.
Возможно, он хотел звучать назидательно, но все еще не справился с растягивающимися в улыбке губами, так что назидательно не получилось:
— Работа детектива — это не весёлые побегушки за киношными бандитами, которые размахивают пушками и злобно смеются, между прочим. И шестиминутных, снятых одним дублем зачисток в гетто туда не так чтобы часто завозят, так что…
Он напоролся на их отсутствие реакции и осекся.
— Точно. У меня сегодня не синефильская аудитория. Да и в любом случае, вам было бы рано его смотреть… Ладно, слушайте.
Гэвин нырнул взглядом под ноги.
— Любое дело — это хуева туча бумажек. Ты можешь бегать с пистолетом наперевес, но потом будь готов в письменном виде обосновать каждое своё, даже самое мелкое действие. Есть ночные патрулирования, и в них — никакой особенно романтики.
«Были» — подумал Гэвин, заговариваешься, старик.
— Хорошо, когда тебе дают повышение, но это дело с наркопритоном, который мы накрыли, было одним из самых сложных, и сейчас я думаю, что нам просто повезло…
Первое время он очевидно пытался смягчать подробности, но скоро просто упоминал самые кровавые детали сухо, без выражения и не акцентируя на них внимания.
Андерсон рассказывал: кого ловили, как выглядело тело, что обычно говорили потерпевшие, где прятали закладки, и как можно было выйти на подпольный притон. Оказалось, он активно жестикулирует, когда много говорит.
Все это было почти похоже на слухи о Светляках и привычных Гэвину детройских бандах, только правила тогда были немного другие, вот и все. Иногда, правда, до смешного другие.
В конечном итоге, этот ваш мир «до», судя по андерсоновским рассказам, не так уж и сильно отличался от мира сегодня — решил для себя Гэвин.
Он хотел демонстративно делать вид, что ему не особенно-то и интересно, но на истории про два трупа в закрытом подвале мэрии у него перестало получаться.
Ему было интересно, хорошо почти — впервые за долгое, долгое время.
========== Часть 8 ==========
К больнице Святой Марии их пустили не сразу и без особого желания. Но, тем не менее, пустили.
Часовые были в балаклавах и ужасно, до смешного, напомнили Гэвину охрану на школьных воротах. Он успел даже нервно посмеяться про себя: так долго идти, чтобы вернуться туда, откуда начинал, надо же, что за тупость. Он вспомнил Иерихон и его цивильных детей и силой воли отогнал эту мысль. Это не Иерихон. Бог с ним, с Иерихоном.
У тетки, которой их сдала охрана, был каменный бичфейс и манеры стервозной математички. Гэвину она, в общем, не очень понравилась.
Коннор сказал:
— Здравствуйте, Аманда.
Она посмотрела на него и ответила:
— Здравствуй, Коннор.
С каждой секундой она нравилась Гэвину все меньше.
— Лейтенант, — она кивнула Андерсону, а потом кивнула ему, Гэвин уже ожидал, что к нему обратятся «мальчик», и готовился блистать остроумием, но она только кивнула и сказала: — Мы ждали вас раньше.
— Ваш человек умер до того, как мы до него добрались — потребовалось время, чтобы вас найти. Вы хорошо скрываетесь.
— Но свою оплату вы получили.
— Получил, — кивнул Андерсон.
Что-то все сегодня кивали, как игрушечные собаки с шеями на петельке, у Гэвина дома такая была. Он ещё жалел, что котов таких не бывает. Но вряд ли коты были бы согласны постоянно кивать…
— Это очень хорошо. Коннор, — она протянута ему руку, как ребёнку, и Коннор, затравленно взглянув на Андерсона, послушно шагнул к ней.
А Гэвин подумал: он сейчас уйдёт и не вернётся. Никогда. Конечно, это была паранойя, конечно, он вернулся бы, особенно, если Гэвина здесь согласятся взять к себе. Но Гэвина всегда пугали больницы.
Он быстро спросил:
— У вас есть вода?
— Прошу прощения?
«Проси».
— Мы очень долго шли. И устали. Можно воды? Нам очень надо.
— Я полагаю, вы действительно должны были устать, пока добирались до Святой Марии. Я отведу вас с лейтенантом Андерсоном туда, где вы сможете немного отдохнуть, — она почти незаметно выделила голосом это «немного». — Но сначала, вы извините нас? Это срочно. Коннор?
Прежде чем Коннор успел двинуться к ней снова, Гэвин схватил за рукав — шептать в чужое ухо было высоко.
— Вы жили здесь?
— Нет.
— Но где-то в месте, похожем на это?
— Да, очень похожем.
«Математичка» позвала:
— Коннор.
— Прошу прощения, Аманда. — Коннор освободил руку, за пару шагов пересёк разделяющее их расстояние, поравнялся с ней и обернулся, сказал: — Гэвин. Лейтенант Андерсон.
Он пожевал губы секунду и поправил себя:
— Хэнк.
Гэвин не собирался поворачиваться, чтобы увидеть, какое у Андерсона сейчас было лицо.
— Я позову человека, он отведёт вас.
Аманда взяла Коннора за руку, и они вдвоем скрылись за стеклянной дверью.
***
За ними пришёл не гражданский. Такой же автоматчик, только что не в балаклаве, а в шлеме — и в бронежилете. Судя по всему, шуток тут не шутили.
Интересно, вся ли больница была такой… больницей. Потому что их привели в типичную такую палату — привели, и хорошо, что не заперли дверь. Чувак с автоматом просто вышел и остался стоять с той стороны — через стекло отлично просматривался его силуэт.
Эта Аманда вернулась буквально через несколько минут, Гэвин даже толком не успел заскучать. А вот усесться и втянуть ноги — успел.
Она вошла, взглянула на них и вдруг привалилась бедром к столу, а потом прикрыла глаза рукой:
— Вы просто не понимаете.
Улыбнулась, не отнимая ладони от лица, потерла переносицу.
— Вы не понимаете, как это важно.
Она засмеялась. Гэвин никогда не думал, что, придя к Светлякам, может перехотеть проситься к ним, но сейчас он думал об этом подозрительном здании, смотрел на эту подозрительную тетку — и больше не знал, чего хочет.
— Я уже думала, что все кончено и Коннор для нас потерян, но вот они вы. Удивительно, удивительно! Вы понимаете?
— Если честно, то только в общих чертах, — ответил Андерсон холодно.
— Вы спасли нас. Я не должна этого говорить, Элайджа не хотел бы, чтобы я это говорила, и он был бы прав, но вы действительно нас спасли.
— Коннора повели в какие-нибудь лаборатории? — осторожно спросил Андерсон.
— Да. Такая спешка, конечно, чрезмерна, но я немного запаниковала, — она снова засмеялась, — мне так хочется, чтобы вы понимали, что сделали для нас всех!
Гэвин вдруг подумал, что платье у неё совершенно непрактичное. Кому придет в голову такое носить? Он такие только в журналах и видел. Зачем живому человеку себя в такое наряжать? Белое, странное, явно сковывает движения — там, за оградой, это воплощенное самоубийство, а не платье.
— Мы можем поговорить с ним ещё на прощанье? А, точно, еще Гэвин хотел…
— Боюсь, что это невозможно.
— Взять Гэвина к вам?
— Что? — она непонимающе посмотрела на них. — Нет, я имею в виду поговорить с Коннором — невозможно. Его готовят к операции.
Операции?
— А после операции? — настаивал Андерсон.
Она поморщилась:
— Лейтенант, после операции с ним нельзя будет поговорить. Хотя, если вы захотите просто его увидеть, я думаю, можно будет устроить, но вряд ли вам стоит это делать.