Волимир не спешил закрывать дверь, обувая плетеные калоши. Он смотрел на растворяющуюся в ночи фигуру Кейры и тяжело вздыхал.
— Направился куда, на ночь глядя? — встревоженно воскликнула Беляна.
— Хочу вознести песню богам. За благополучие нашего сына.
Волхв захлопнул дверь и направился к резным идолам. Сердце его болело. Он чувствовал, что Кейра не сказала им что-то очень важное, но что?
Окинув взглядом суровое бородатое лицо идола Сварога, волхв встал на колени и протяжно запел басистым голосом грустную песню. Луна все продолжала сверкать, а созвездие Темного Соха медленно сошло со Стожарья, будто услышав песню старого жреца. Ночь близилась к завершению.
— Я знаю, что не родной ему, но люблю его всяко не меньше. Пусть он будет жив и здоров. Пусть сердце бьется также резво, как и в тот день, когда я нашел его в лесном пожаре. Он твой сын, и будет им до конца. Не дай ему сгинуть, Сварожич. Прошу, не дай.
Здоровенный склон безымянной горы, которая карябала своей верхушкой местную небесную твердь был усеян густым мхом. Всюду виднелись толстые ели, которые, будто случайно упавшие копья, воткнулись в землю, под разными углами. Ободранные внизу, с чернеющими и гниющими стволами, но сверху все еще зеленеющие редкой хвоей. Голая поляна, местами изрытая ямами, утыкана пережженными костями и бывшими идолами, разбитыми ныне в щепу. Невыносимый смрад, витающий в воздухе, делал эти места совершенно непригодными для какой-либо жизни.
Мертвую тишину нарушали отзвуки журчащей воды, где-то в незримых далях, но, кроме этого, слышалось нечто страшное. Звук этот, похожий на свист, раздавался волнами, раз в одну-две лучины, сотрясая землю и заставляя и без того полумертвые растения, сжиматься в первобытном ужасе. Заканчиваясь, свист уходил куда-то вдаль, растворяясь в журчании воды, но эхо его долго отражалось от поверхности гор, охватывая все больше территорий.
— Проснись!
Звонкий хлопок отразился от склона, звуча громче, чем он был на самом деле.
— Хватит спать, ты! Увалень! Я потеряла всякую надежду, а теперь мы оказались невесть, где, живые, а ты смеешь нагло дрыхнуть, прямо перед лицом этой Валькирии? А этот свист тебя не смущает? Как ты можешь?
Очередной удар прозвучал в воздухе, а ему вторило эхо.
— Ой, да отстань, в кои-то веке могу поспать нормально. Никуда не нужно. Умер я, понимаешь? Все! Голову мне отрубили. Никаких больше путешествий.
Парень в измаранном кафтане лежал прямо на безжизненной земле. Под головой у него находился наспех собранный мох и бездонная сумка. Рядом сидела девочка, в бело-изумрудных одеждах. Ее розовые волосы отражали тусклое небесное сияние, а оно, в свою очередь, заставляло поблескивать серебряную заколку в виде крыла. В этом сумраке сложно разглядеть что-то без слабых отблесков неба.
Она крепко сжала его рукав в подрагивающие кулачки. Дыхание участилось, а стук сердца был отчетливо слышен в наступившей на короткое мгновение тишине. Даже здешние ледяные ветра на миг умолкли.
— За все семьсот двадцать три года, до встречи с тобой, я боялась смерти лишь однажды, когда увидела тело наставника Хеда. Ты заставил меня почувствовать этот страх снова. Когда меня коснулся Венец Пожирающих Бурь, я не отступила, потому что не боялась умирать, но в этот раз мне было по-настоящему страшно.
Рандгрид тяжело выдохнула. Несмотря на свой возраст, она все еще являлась очень молодой Валькирией. И ни боевой опыт, ни высшие формы культивации не могут искоренить обычное девичье смущение и страх потерять близкого человека.
Внезапно юноша поднял руку и, не открывая глаз, сгреб девушку в охапку. От неожиданности она упала рядом, прямо перед ним, а он ее крепко обнял.
— Все хорошо. Просто я немного устал, вот и…
Внезапно парень широко открыл глаза, осознавая, что только что произошло. На него снизу-вверх смотрела Звездочка. И лицо ее явно не отражало доброжелательность.
В воздух взметнулся звук очередного тяжелого удара и сдавленный стон юноши.
Валькирия встала, отряхивая одежду и высокомерно отворачивая лицо, будто ничего и не было. Ивор лежал, потирая живот.
— И как это понимать? Расхаживаешь тут, будто никакого проклятья и нет, ты же не могла выйти из моего мира. Да и перчатки на мне. Не понимаю. — юноша прекратил кряхтеть и уселся, закидывая сумку на колени.
Звездочка с недовольным бурчанием оглядела гору. Она потрясала своим величием и крутостью скал, кажется, невозможно найти путь, чтобы преодолеть ее, ведь это было лишь частью громадной гряды, что терялась где-то в вечной темной дали.