Нужно встретиться с хазарскими купцами, просил старшина торгового цеха, и не секрет, о чём станет просить. Верно, о конях! Ещё один повод упрекнуть князя в непостоянстве, требовать справедливости. Денег? Нет, хазарам не нужно серебро, не нужны соболя и куницы, а вот ударить силой киевского владыки по загребущим рукам византийцев мечтают! Выходит, Володко втянул отца в новую свару. И не знает горячий малец, что срывает сватовство, рушит планы связать Олега с византийской принцессой. Задумано приблизить Владимира, передать ему Овруч, всё уж приготовлено, всё слажено, а тут кони! Хазаре! Препирательства! Не ко времени. Нет, не ко времени. Напрасно кланялся Фоке, радовался доброму ответу. Какая свадьба в пору скандала? Что подумает невеста о семье мужа? Конокрады — вот что подумает!
— Вели звать хазар, — заявил князь, присев у окна, в светёлке, где частенько приходилось ругаться — мириться с нахрапистыми посланцами дальних держав.
Пока чужаков не было, обсудили с воеводой слухи о печенегах, но сторожевые костры молчали, и проверить злую весть ещё не успели.
— А что Переяславец? Как там, тихо? — спросил Святослав, мечтавший перебраться на Дунай и тем обезопасить столицу от постоянных набегов степных соседей. Мысль о расширении державы казалась ему своевременной, ведь поселений славян на Дунае немало, но всё требовало средств. По-умному, надо бы оставить Киев Олегу. Не Ярополку, не воеводе — посаднику. Олег спокоен, нетороплив, вдумчив. А Ярополк хоть и старше, да чужой. Теперь-то видно: Глеба сын, Глеба. Один корень, да ветка иная. А Владимир — самый юный, самый проворный, ещё мал. Молод, всё ещё не видит дальше собственного носа. Овруч ему как раз в пору. Мал город да коренаст. Народ упрямый, жилистый, с такими не каждый поладит. Ничего, Владимир чист помыслами, его примут. Ещё и просить будут, чтоб не уходил, не покидал.
— Тихо, — неуверенно ответил воевода. — Зато в Царьграде зачинается. Он оглянулся, хотя и знал, что поблизости никого не может оказаться, негромко пояснил: — Император Фока прижал духовенство. Нужно армию содержать, флот, опять же — арабы наседают. Пишут, армии угодил, да армия далече, а монашество под боком. В столице недовольство. Привыкли жить на широкую ногу, вот и привередничают. А как же, пуп мира, ромеи!
— Армию голодом морить ещё опасней, — заметил Святослав, думая о своём.
— Как поглядеть! — возразил воевода. — У Рима была армия, а развалились напрочь, ибо столица прогнила. Это как хвороба — источит нутро, и что проку в крепких костях? Много трухи, да мало сена!
В залу вошли двое: старшина хазарского посольства и кто-то из купцов, Святослав не знал его имени. «Ну вот, — подумал князь, — явились по мою кровь!»
После принятых пожеланий здоровья и благополучия, присев напротив, посланец решился спросить в лоб:
— Известно ли князю о причине нашего визита?
Воевода отвёл глаза, ожидая ответа правителя, в душе надеясь на возникновение свары. Хазары наглы, и давно уж пора указать им место!
— Известно, — твёрдо ответил князь.
— Значит, князь слышал о краже коней? И знаешь, кто в том повинен?
— Добрый конь не без седока! Да ещё сказывают, один из воров назвался именем моего сына Володимира! Чего не творят ныне конокрады!
Просители переглянулись, и купец, впервые вступив в разговор, упрекнул князя:
— Что же ты, князь, не можешь оборонить честных купцов? Или твоя власть кончается за крепостной стеной? А ещё мы дивимся, ведь твой сын на свежих конях недавно спешно покинул столицу. С чего бы это?
Воевода вызывающе наклонился над столом, готовясь возразить купцу, проявившему непочтительность, но князь приподнял ладонь и кивнул, мол, всё в меру. Всё терпимо.
— Мой сын поспешил в дозор. Печенеги набегают, слыхали? На то и нужна моя сила, чтоб вас и караваны ваши не грабили. Сколько раз предлагали мы рахдонитам помощь? Сколько раз советовали брать вооружённый конвой? Нет, вы всё сами! Жалеете полушку, а теряете десятки кун! А что, ваши охоронцы убиты? Или, может, разбойники взяли большим числом? Нет? То-то... И в Киеве ловкий вор срезает кошель с деньгами, но в чём вина князя?