Изгнан был отец с работы. Мать уволили за книгу.
Хоть ее и не читали; Не видали никогда.
"Сын,— сказал отец,— прорвемся! Покажи в кармане фигу,
Найдем новую работу.
Это горе — не беда.
До войны бывало хуже: нас не брали в институты,[39]
А евреи шли потоком, без экзаменов туда.
Вот тогда мне выпадали, сын, тяжелые минуты,
И еще в войну. А это —
Не беда, а ерунда."
Не прочел я книгу. Письма
Брата деда из Парижа
Будят память, как отрывки.
Строки длинного письма.
А теперь уж не дополнишь. Никогда а не увижу
Лейб-поручика лихого и опасного весьма.
В Сен - Буа он спит. В могиле. Пухом будь ему земля.
Как его любви к России...
Не хватает у Кремля!
ОТРЫВКИ ИЗ ПИСЕМ
Воздух пахнет Смутой, кровью и тоской.
Я на перепутье. Выбор не простой:
Повернешь налево —
Продотряд, чека, —
Выгребать заставят хлеб у мужика.
Жидо-комиссары, нет на них креста!
Я на этом хлебе
Вижу кровь Христа.
Повернешь направо — золото погон, —
Российская слава — незабытый сон.
Если путь не выберешь, — здесь найдешь конец:
Слева ли, да справа ли, —
Но найдет свинец.
Белому движению каркают беду.
Но мее решение:
Направо я пойду.
Пусть немногочисленны белые, полки,—
Все же мне привычнее с правой бить руки.
Редкую профессию имею,— военлет,
Белому движению послужит самолет.
На Дону восстали: долой большевики!
Прилечу с патронами,— держитесь, казаки!
Привезу с Кубани порох и табак,
А кому не хватит — повоюет так.
Привезу рассказы тех, кто был в чека,—
Чтобы понимали, что ждет там казака.
Шлепнули Подтелкова, первый был палач,
Штокмана,— бывают же злодеи!
Потом заколодило,—
Хоть кричи, хоть плачь!
Тонко рассчитали иудеи:
Пешкой был Миронов,— наивный идиот!
Казаков смиривший сказочкой о рае,
Пулю получивший от Бронштейна в лоб,[40]
Ленину писавший:" Правды я желаю..."
Еще неизвестно: чья 6 тогда взяла?
Казаки пошли бы на столицу!
Улестил Миронов: "Зачем нам та Москва?
Наше дело вспахивать землицу."
На кругу кричали:
— Он природный, свой!
— Верить нам Миронычу с руки!
— Ваше благородие! Погоди! Постой!
— Не пойдут за белой костью казаки!
— Много шибко грамотных!
— Нам от них бяда!
— Мы державы становой хребет!
— Довели Рассею до ручки господа!
— Что нам та присяга?!
— Давно царя уж нет!
* * *
В этом вся трагедия!
Роковой просчет.
Мы пуповину оторвали от народа.
За честь и привилегии нам предъявили счет.
Поплатилась русская порода!
Лишь один Столыпин понимал народ,
Неотрывен был от его плоти.
Мы же
Покушениям вели лениво счет,
А не впряглись помочь ему в работе.
Страшная расплата! Бедная страна.
Как разъели твою плоть газеты!
Ты обезоружена и разобщена.
Время русским вновь давать обеты!
* * *
Горько Дон раскаялся! Да поди, верни
Тех, кто был расстрелян по оврагам.
Дон краснел от крови
В страшные те дни,
Не доверив страшный счет бумагам.
Убивали зверски женщин и детей,
За пол—года "расказачили" пол-Дона
По указу Свердлова и других вождей,
Для которых русские —
Особый вид назема.
До последних дней
Я летал на Дон
Им возил лекарства, порох и патроны.
И с небес я видел
Словно страшный сон
Вольницы казачьей,— России похороны.
Кончилось горючее. Мои верный револьвер
Пулю шлет за пулей. Стреляет офицер.
Их пыталось шестеро взять меня живьем.
Но не зря поют они:
"И как один умрем!.."
Крымская республика.
Лубок да картон.
В комиссара. В кожанку
Последний патрон.
На шаланде выгребли за синий горизонт,
Только не у Врангеля был мой последний фронт.
Восемь лет я парией скитался по Руси
И шептал затравленно:
"Спаси и пронеси!"
В день святой, родительский
На кладбшде пленен
Двадцать шесть этапов
По дороге в СЛОН.
* * *
Снова в рабство обратили Русь поганые хазары.
Эх! Зачем Екатерина их поверила мольбам?
Ведь из Библии известно, как они губили страны,
А она заразу эту за сервиз впустила к нам..
Зря сенаторы читали ей заветы Святослава:
"Иудей России нужен или мертвый, или раб!"
Но премудрая царица хитрости не распознала,
Били упыри на жалость!
Ну а в этом русский слаб.
* * *
В тюрьмах слуг тех адовых —
Избавленьем — смерть.
Но назло чекистам сумел я уцелеть.
Подобрал компанию: пять сорвиголов.
Шлепнули охрану и махнули в Соловков.
Утлый челн монашеский
На север правил, в лед.
Долго там искали нас, да кто во льдах найдет?!
А потом Норвегия, Англия, Париж!
Книга, как проклятие. И в кармане шиш.
Книге не поверило левое дерьмо.
Сыпали угрозами за письмом письмо.
Франс, Фейхтвангер, Шоу и Ромен Роллан
Предали анафеме: Клевета! Обман!
Сам иуда Горький написать был рад,
Что в СЛОНе дом отдыха для зэков, райский сад.
Ужас тридцать третьего. Воероссийский стон.
Вся держава русская превратилась в СЛОН,
А евреи кушали фрукты и кишмиш![41]
А евреи ездили в Лондон и Париж!
* * *
Вдруг на переправе — смена лошадей!
Сталин полновластным стал владыкой.
Палачей — евреев как, простых людей
Стал бросать в ГУЛАГ:
"Сиди и не чирикай!"
вернуться
39
По декрету "о борьбе с антисемитизмом", принятому ВЦИК в 1918 г. евреи более 20 лет пользовались преимущественным правом поступления в ВУЗы и огромными льготами при обучении в них. Русские, напротив, были ущемлены различными ограничениями. "Результаты этого декрета ощущаются до сих пор (непропорционально большое представительство евреев среди лиц с высшим образоваиием, в науке; низкий уровень науки и техникии в СССР и т.п.)
вернуться
40
По приказу Л.Д. Бронштейна (Л.Д. Троцкого) Ф.К. Миронов, командарм "2-ой конной армии", сыгравший решающую роль в нейтрализации казачества, после того как "сделал свое дело" был арестован и расстрелян без суда (в 1920 г)
вернуться
41
См., например, воспоминания Л.Я.Гинзбург (матери писателя В.Аксенова) "Крутой маршрут" о том, как им хорошо жилось в эти страшные для России годы: горничные в накрахмаленных чепчиках, фрукты, роскошные дачи в Крыму и т.п. (о том же И.Эренбург "Люди. годы, жизнь").