Выключи свет, закрой все двери.
(гр. Валентин Стрыкало, «Космос нас ждет»)
The space. My space.
Тейт бережно держал Вайолет за руку и вел куда-то. Впрочем, девушку не очень интересовали лестницы, по которым они поднимались, коридоры, по которым шли, и психи, которые проходили мимо со странным мычанием. Был только Тейт и его прикосновение. Как чертово дежа вю. И снова.
Никогда не отпускай меня.
Так будет всегда?
И какое, к черту, всегда? Это понятие такое же короткое, как растяжимое.
— Что за сюрприз, Тейт? — подозрительно спросила Вайолет. А Тейт уже привел ее к какой-то очередной лестнице; правда, на этот раз, приставной.
— Это уже не будет сюрпризом, если я тебе расскажу, — засмеялся Тейт.
Вайолет, завороженная его смешком, уставилась на него. У Тейта был почти что бас, только он разбавлялся приятной хрипотцой и бархатом голоса. Как лучшая музыка на свете. Как переплетения аккордов контрабаса.
— Давай, забирайся, — чуть подтолкнув Вай к лестнице, пригласил Тейт.
Девушка начала забиратся, цепко хватаясь за ступени. Когда Вайолет, наконец, залезла и отряхнулась, в ее лицо ударил поток свежего ветра. Тейт привел ее на… крышу? Осмотревшись и подтвердив свою гипотезу, Вайолет пораженно выдохнула. Темно-синий небосвод с миллиардами светлых звезд-точек угрожал упасть на Вай и Тейта, задушив в своих прохладных шершавых объятиях.
Космос.
Красивый, бесконечный. Вечно прекрасный. Прямо как Тейт.
— Это… это потрясающе, Тейт, спасибо, — тихо поблагодарила Вайолет. Пускай она сказала это тихо, но голос ее был громче самого громкого крика в этой густой тишине. Прекрасной тишине.
— Это еще не весь сюрприз, Вайолет, — усмехнулся Тейт и повел девушку куда-то вперед.
Крыша Брайерклиффа ничем не отличалась от остальных крыш. Серая, едва ли чем примечательная. Высокие выступы бетона и какие-то кирпичи, хаотично разбросанные кругом, создавали впечатление аббатства, руин, которые Вайолет любила рисовать. Только огромный небосвод будто окрашивал просто серый цвет в необычный серый. В сине-серый. В ночной серый. В их серый.
Просто вечер в не просто вечер.
Вдруг непонятно откуда полилась прекрасная тихая мелодия, сопровождающаяся тихим бархатным голосом. Вайолет обомлела.
People are strange when you’re a stranger
Faces look ugly when you’re alone
Women seem wicked when you’re unwanted
Streets are uneven when you’re down
На мгновение прикрыв глаза, Вай выдохнула, позволив Тейту подойти сзади и невесомо провести по ее волосам.
— The Doors… Тейт, это божественно!.. Откуда ты узнал, что я люблю их? Это еще и моя любимая песня, — прошептала Вайолет, наслаждаясь мелодией и смыслом. В силу уже вступили ударные.
— Ты просто не можешь не любить The Doors, — усмехнулся Тейт, — Это был самый длинный твой монолог, — сказал Тейт зачарованно. Вайолет легко улыбалась, наслаждаясь бархатом голоса солиста и самого Тейта, который вдруг стал подпевать. — When you’re strange
Faces come out of the rain.
— When you’re strange
No one remembers your name, — запела Вайолет, весело смеясь, как не смеялась уже долго.
Тейт улыбнулся. Он никогда не видел, чтобы Вай так смеялась. Ее глаза загорались огнем. Прекращали свое унылое существование и начинали жить. Наконец-то. Тейт поклялся, что хотя бы на один вечер, на этот вечер, на ее лицо не нападет эта глупая безнадега.
— When you’re strange, — протянула Вайолет, закусывая губу и идя куда-то вперед.
— When you’re strange, — повторил Тейт, вторя голосу Джима Моррисона.
Смех. Веселый, искренний. Такой редкий и такой нужный. Казалось, это проявление счастья не остается только здесь, на крыше Брайерклиффа, а распространится по всем штатам, по всему миру, миновав лишь кабинет Мэри Юнис.
Тейт зачарованно смотрел на Вайолет. Запоминал ее черты лица, поющий счастливый голос, вторящий Моррисону о том, что ты чужой.
Какая правдивая песня. Тейт и Вайолет действительно будто чужие в этом мире. Слишком странные для него. И, кажется, в этот момент они создавали свою собственную вселенную, гимном которой стала песня о чужих и странных людях.
К черту.
People are strange when you’re a stranger.
— Те-ейт, — протянула Вайолет, весело хихикая, когда уже закончилась песня People are strange, и началась Wild Child, заполняя крышу дерзкими звуками, — Это что, твой свитер лежит? — недоуменно спросила Вай с веселым выражением на лице. И вправду: почти возле края крыши лежал тот самый мягкий оливковый свитер Тейта, в котором он был в день знакомства с Вайолет.
— Да-а, — улыбаясь, на манер Вай протянул Тейт, подходя ближе, — А что, ты что-то имеешь против свитера? — невинно спросил он, закусывая губу. От Вайолет не ускользнуло это движение, отчего ее дыхание стало чаще.
— Нет, почему же? Как раз наоборот: я очень люблю твои свитера, и поэтому мне жаль, что ты решил использовать его как подстилку, — с жалостью протянула девушка, таинственно улыбаясь. Тейт усмехнулся и выгнул бровь.
— Да ну? — с сомнением спросил он, — Зато он теплый…
Оба понимали, что говорят уже далеко не о свитере, но никто не собирался пересекать границу и говорить начистоту. Им нравились эти намеки. Драйв. Азарт. Блеск в глазах. Дикость.
Тейт поманил Вай к себе и помог ей присесть на предмет одежды. Мягкая пушистая ткань коснулась рук Вайолет, и девушка в который раз вздрогнула от воспоминаний.
… сильные руки, облаченные в мягкий оливкового цвета свитер…
… шепнул бархатный голос…
… задохнулась от приятного медово-орехового аромата…
… запоминая черты его лица…
… наслаждения от его слов…
Тейт лег на мягкий свитер. Его ноги почти свешивались с крыши. Притянув за собой Вай, он вдохнул ее аромат. Нежный и грубый одновременно. Родной и новый. Парадоксальный, как сама девушка.
Вайолет же, устроившись удобнее в объятиях Тейта, смотрела в темное небо, освещенное звездами. Боковым зрением она заметила айпод.
… Айпод у Тейта? Откуда?…
Но долго она не смогла об этом думать, потому что две вещи, которые не уступают никому по глобальности, заняли голову Вай.
Космос и Тейт.
Ночь становилась чернее. Небо становилось чернее. Звезды становились меньше. Темно. Как глаза Тейта. Прекрасно. Как сам Тейт.
Лежа рядом с Тейтом, имея возможность лениво перебирать его кудри, смотря в небо и размышляя, Вайолет понимала, что это — одно из самых счастливых мгновений. Ласковые порывы ветра наверху хоть и были холоднее, но почти не приносили дискомфорта: теплые бок Тейта, который прижимался к Вайолет (скорее она к нему) и пушистый свитер грели девушку.
Космос.
Да, это космос. Как Вайолет стала для Тейта душистым ветром, так Тейт стал для нее бесконечным космосом. Как в открытом космосе нельзя дышать, так Вайолет не может дышать с Тейтом.
— Вай? — вдруг позвал девушку Тейт, разрезая вязкую теплую тишину. Вайолет вопросительно посмотрела на Тейта.
Тейт впервые назвал Вайолет «Вай».
— Ты резала себя? Почему? — спросил он.
— Ну… отец изменил матери, и я… — ответила Вайолет, нахмурившись.
— Нет-нет, — перебил ее Тейт, отмахнувшись, — ты можешь рассказывать об этой чепухе Харви, но не мне. Расскажи мне, почему, — попросил Тейт, мечтательно посмотрев на Вай. Каре-зеленые ланьи глаза уставились на него доверительно, сверкая фиолетовым цветом. В глазах Вайолет будто отразился небосвод, на который только недавно смотрела девушка. Будто космос впитался в ее глаза. Но ему можно: он же бесконечный.
— Ну… я давно прекратила чувствовать одиночество. Вообще прекратила чувствовать. Но это не так уж и плохо, верно? — спросила девушка и, будто ища поддержки и ответа на свой сомневающийся вопрос, прикоснулась к венке на шее Тейта.
Руки Вайолет были холодными.
— А потом мне надоело ничего не чувствовать, но я уже не смогла этого исправить. Только болью, — прошептала Вайолет, внимательно смотря в глаза Тейта. Шоколад. По цвету горький, но на вкус… Молочный. Мягкий. Сладкий. Шелковый.