Он заговорил с толстым низеньким человеком лет тридцати пяти, который стоял с краю толпы.
— Пусть меня поразит Сама Кхо, если я лгу! — воскликнул Хинокли пронзительным голосом.
Придворные вокруг отступили назад, но Хинокли стоял спокойно.
— А не было ли ее имя похоже на Лахлу? — спросил Минрут.
— Она говорит на непонятном языке, О Король Королей, — отвечал Хинокли. — Ее язык звучит чудно. Но на мой слух ее имя звучит как Лалила.
— Лалила, — произнес Минрут. — Луна в новой фазе на нашем языке, хотя она сказала, что на ее языке это означает что-то другое. Красавица заявила, что никакая она не богиня. Но известно, что боги и богини лгут, когда спускаются вниз к смертным. В любом случае, богиня она или просто женщина, она признавала Саххиндара своим господином. Это правда, Хинокли?
— Это правда, О Король Королей.
— Тогда она не богиня, Отец, — сказала Авинет. — Ни одна богиня не склонит свою голову перед простым богом.
Минрут, с исказившимся лицом, вскричал:
— Все меняется! И я считаю важным, что эта женщина дьявольской красоты является луной в новой фазе. Ее имя, возможно, — предзнаменование. В любом случае, эту женщину сопровождали двое других людей — ее ребенок, дочь с такими же золотыми волосами и глазами цвета фиалки, как у матери, и человечек по имени Пага.
— Прошу прощения, господин, его имя — Паг, — сказал Хинокли.
— Я так и сказал, Пага, — отрезал Минрут.
Хинокли пожал плечами, а Хэдон, который бегло говорил на нескольких языках, все понял. Язык кхокарсан не имел слогов, оканчивающихся на —г, а потому обычно кхокарсане произносили имя в соответствии с правилами своего родного языка. У них также отсутствовал и такой слог, как —па; открытые слоги, начинающиеся на п-, ограничивались слогами пе, пи, пое. Но такой слог кхокарсанам было легче призносить.
— Этот Пага — одноглазый калека, второй глаз ему выбила камнем какая-то женщина со сволочным нравом, — продолжал Минрут, поглядывая на свою дочь, чтобы уловить ее реакцию. Авинет только хмурилась.
— С собой он нес огромных размеров топор, изготовленный из какого-то железа, которое значительно прочнее любого известного нам. Пага говорит, что это изделие, сделанное из упавшей звезды, которой он придал форму топора, предназначалось для героя по имени Ви. Этого Ви сейчас уже нет в живых, но он являлся отцом ребенка, чье имя звучит как Абет. Перед своей смертью он передал топор Паге и велел ему хранить его при себе до тех пор, пока тот не встретит человека, достойного такого дара. Но топор…
— Не отклоняйся от сути, отец, — резко оборвала его Авинет.
— Мы не должны сердить верховную жрицу Кхо, — промолвил Минрут, закатывая глаза. — Очень хорошо. Сам Саххиндар приказал моим людям взять Лалилу, дитя Абет и Пагу в этот город. Саххиндар велел, под страхом страшного наказания, хорошо заботиться о них и проследить за тем, чтобы их приняли как почетных гостей. Он не смог прийти с ними, поскольку у него дела повсюду, но что за дела — он не сообщил. Но Саххиндар обещал когда-нибудь прибыть сюда, чтобы убедиться в том, что Лалила и остальные были приняты с почетом. Когда это случится, он не сказал. Но боги выполняют свои обещания.
— А как же, — громко задала вопрос Авинет, — запрет Кхо? Осмелится ли Саххиндар вернуться на землю, откуда сына изгнала его великая мать?
— Саххиндар сказал, что ему ничего не известно о подобном запрете, — с явным удовольствием сообщил Минрут. — Итак, видимо, жрицы сказали нам неправду.
Авинет насторожилась:
— Осторожно, отец!
— Минрут продолжал:
— Или, что наиболее вероятно, они неправильно поняли предсказателей. А, может быть, Кхо, будучи женщиной, передумала. Она смягчилась и не имеет ничего против того, что ее сын ходит среди людей, которым он преподнес столь грандиозные дары во времена наших древних предков.
Но на обратном пути с группой случилась беда. На нее напали дикари, вооруженные стрелами, теми самыми стрелами, которые Кхо запретила использовать нам, ее избранникам. Наши люди сели в челнок, который они обнаружили, но дикари убили многих с берега, а затем устроили преследование на лодках. Лодка, в которой находились Лалила, ребенок и коротышка, перевернулась, и последнее, что видели люди в другой лодке, — как несчастные барахтались в воде. Из тех, кому удалось ускользнуть, в живых остался лишь Хинокли. Это правда, Хинокли?
— Пустынные Земли ужасны, О Король, — выпалил Хинокли.
— Очень печально, что тебе придется вновь путешествовать по ним. Но считай, что тебе повезло. С тебя следовало бы содрать шкуру за то, что ты бросил людей, ответственность за безопасность которых была возложена на тебя Саххиндаром. Однако я король милосердный, и после консультаций с моей дочерью решил, что тебе следует повести полную риска экспедицию, поскольку лишь тебе одному известно, где находится Лалила. Или находилась.
— Я благодарю короля и королеву за их милосердие, — проговорил Хинокли, хотя его вид отнюдь не выражал благодарности.
Благоговение Хэдона стало сменяться растущим гневом. Он точно не знал, что имеет в виду король, но, как казалось ему, в основном уже догадался. И не мог понять, почему Авинет, по всей видимости, поддерживает отца.
— Что все это значит?! — вскричал он. — Почему древняя церемония была прервана этим рассказом, сколь бы ни был он занимателен?
Раздался крик Минрута:
— До тех пор, пока ты не сядешь на этот трон, будешь говорить только тогда, когда тебя об этом попросят!
— Если говорить коротко, это означает. что наш брак откладывается до тех пор, пока ты не приведешь обратно эту женщину и не принесешь топор из Пустынных Земель, — произнесла королева. — Это не моя затея и не мое желание, Хэдон. Я бы предпочла, чтобы ты как можно скорее оказался на этом троне и в моей постели. Но даже верховная жрица должна подчиняться голосу Кхо.
Минрут заулыбался:
— Да, даже верховная жрица! Древним обычаем можно пренебречь, когда так велит Кхо!
— Могу ли я говорить? — спросил Хэдон, глядя на Авинет.
— Можешь.
— Правильна ли моя догадка о том, что меня выбрали руководить этой экспедицией?
— Ты быстро соображаешь, Хэдон. Ты прав.
— И я не стану твоим мужем до тех пор, пока не вернусь сюда с этой женщиной, топором и, полагаю, с ребенком и человечком, поскольку Саххиндар отдал распоряжение, что их также следует доставить в Кхокарсу в целости и невредимости?
— Это, к моему сожалению, истинная правда.
— Но почему выбрали меня? Неужели ты не могла … ?
— Не я! Это было предложение моего отца, а я ответила нет! Но затем он сказал, что это дело касается не только простых смертных, в нем участвуют и божества. А потому мы совершили восхождение на склон Кховота в Храм Кхо и там имели беседу со жрицами-предсказательницами.
— Как нам следует поступить? — спросили мы. — Что желает Сама Кхо, если конечно, Она желает, чтобы хоть что-то было сделано?
— Итак, мы прошли в пещеру, где жрица несла свое дежурство и откуда из-под земли исходило опасное дыхание огня. Жрица села на треугольный табурет и принялась вдыхать пары; в это время мой отец и я, в масках, сидели в углу на холодном твердом камне. Очень скоро прорицательница заговорила странным голосом, и свет, казалось, наполнил пещеру. Мы с отцом прикрыли глаза руками, поскольку тот, кто увидит Кхо в Ее славе, ослепнет, и слушали Ее прерывистый голос. И Она сказала, что величайший герой земли должен немедленно отправиться на поиски колдуньи с моря и ее дочери и маленького одноглазого человека и топора. Герой должен, не мешкая, расстаться с любой женщиной, не должен жениться и не вести никаких дел. Голос сообщил, что женщина и топор могут принести в страну зло или добро, или и то и другое вместе, но все же отправиться на поиски ее и топора необходимо.