Меж тем Апокавк и патриарх решились действовать. На совете они предложили Кантакузину удалиться в Дидимотику и находиться там на положении полупленника. Кантакузин ответил отказом и напомнил императрице о её обещаниях и извинениях. На это ему отвечали грубой бранью. Он покинул дворец, сказав, что едет в Дидимотику. Тотчас он выехал вместе со своей семьёй, оставив многое из своего имущества в своём константинопольском дворце. Его сторонники сопровождали его. Казалось, движется большая армия.
Кантакузина догнали посланные императрицы, в письменном предписании Кантакузин уведомлялся об отставлении от всех своих должностей. Был также издан приказ о конфискации его владений, которые розданы были его врагам и оскорбителям. Те из его друзей, которые не успели бежать, были посажены в тюрьму, имущество их было разграблено. Среди пострадавших оказалось и семейство близкой подруги Феодоры, матери Кантакузина. Не предупредив сына, Феодора бросилась в Константинополь. Но там её тотчас схватили и заключили в одну из дворцовых темниц.
Кантакузин понял, что теперь ему остаётся лишь одно! И в день святого Димитриса, то есть 8 октября 1341 года, Кантакузин провозгласил себя императором. Но при этом он объявил, что единственная его цель - защитить права на престол юного Иоанна, сына Андроника. Спустя три дня после того, как Иоанн Кантакузин провозгласил себя императором и облёкся в красное, он снял императорский наряд и облёкся в белое - траурную одежду знати.
- Я продолжаю оплакивать Андроника, моего друга! - говорил Кантакузин.
Иоанн Кантакузин отправил посланного в Константинополь и просил освободить его мать, и вновь напоминал Анне обо всех её обещаниях и клятвенных заверениях. Однако Феодора не была освобождена. И состоялось поспешное коронование юного Иоанна, сына Андроника.
Иоанн Кантакузин объявил, что его вынуждают начать междоусобную войну!
Особенно тосковала о заточенной Феодоре её внучка, дочь Иоанна и Ирины, названная именем бабкиным, Феодора Малая. Девочка всегда была очень привязана к бабке и предпочитала её общество шумному девичьему обществу своих сестёр. Феодору Старшую все полагали женщиной наблюдательной и хвалили её острый ум. Её сыну также недоставало мудрых советов матери.
Феодора-бабушка была хорошо образованна и сама обучала любимую внучку семи искусствам, ознакомив девочку и с тривиумом, то есть с тройным путём словесных наук — с грамматикой, диалектикой и риторикой, и с квадривиумом - четверным путём наук математических - арифметики, геометрии, музыки и астрономии. Девочка оказалась страстна к учению, в то время как её сёстры куда более думали о замужестве. Юная Феодора читывала сочинения греческих и латинских писателей и историков, играла на арфе и любила сидеть против отца за шашечной доской, порою обыгрывая его.
Дидимотика была хорошо укреплена, здесь было всё, что требовалось для хорошего житья. В сущности, житье здесь было даже и роскошнее, нежели в константинопольском дворце Кантакузина. Собрано было в Дидимотике множество припасов в амбарах и подвалах. Полы в комнатах и на широкой террасе были мраморные. Имелась и прекрасная мраморная баня. Пытаясь отвлечься от>горестных мыслей и тоски, девочка Феодора вставала рано и шла в тонком муслиновом платье в сад; бродила среди прекрасных деревьев, грушевых, вишнёвых, персиковых... Росли в саду и финиковые пальмы, и айва, и гранаты, и смоковницы, и миндаль, и каштаны... Девушки, по обычаю, разводили цветы. Благоухали фиалки, лилии. Но Феодора, как многие византийцы, особенно любила розы, повторяя вслед за словами, писанными в Геопониках[339], что в розах «есть нечто божественное»...
В просторной столовой круглый стол слоновой кости отделан был золотом. Но Феодора задерживалась теперь в домовой церкви после утренней службы и пропускала первую трапезу. Церковь была выстроена большая, с куполом на восьми колоннах, с хорами. Шесть больших и семь малых икон - все в золотых ризах, паникадила, золотые священные сосуды... Феодора опускалась на колени и молилась истово о спасении бабушки... Богоматерь на иконе представлялась девочке матерински доброй, а грозного Пантократора Феодора немного побаивалась... Уходила в свою комнату, садилась подле резного сундука, но открывать сундук не хотелось, не хотелось снова видеть подарки бабушкины - платья, красивые уборы... Садилась на постель, на покрывало жёлтое шёлковое поверх мягкого тюфяка, набитого травой... Приходила няня, звала за стол. Теперь отец чаще оказывался в битвенной навалице, нежели в кругу семьи. Но кушанье подавалось роскошно, как прежде. Серебряная посуда сияла позолотой и эмалью, а стеклянная - яркими красками — синей, красной... Жареная и копчёная рыба, чёрная и красная икра, белый мягкий сыр - «бранза», чёрное и золотистое сладкое вино, разбавленное ключевой водой. Рыбу приправляли корицей, гвоздикой, грибами, уксусом, мёдом... Феодора откладывала двузубую вилку, и мать Ирина устремляла на девочку тревожный взгляд. Тогда Феодора отворачивала лицо и отщипывала виноград от большой грозди на стеклянном синем блюде. А если мать, вздохнув, уговаривала девочку поесть, та молча уходила от общего стола в свою горенку...