Выбрать главу

— Где этот благородный? — донеслось из черного зева коридора.

Сгрудившаяся у поворота толпа кандальников зашевелилась, и острый локоть больно ткнул Хейдера в бок:

— Милорд, вас зовут. Наверное, на охоту поедете, вепря бить. Не забудьте и за нас похлопотать, может, в загонщики возьмете.

Серые от рудной пыли рабы засмеялись, и сильный удар в спину швырнул бастарда вперед. Больно ударившись грудью о холодный камень, мужчина с трудом вздохнул и насмешливо бросил за спину:

— Обязательно возьму. Как Комбрена в гости позовет хороводы водить, так вас и захвачу. Куда мне без добрых друзей.

Толпа недобро загудела в ответ:

— Доиграешься, безродный ублюдок! Еще раз темных богов без дела помянешь — и ночь не переживешь.

— Меня боги любят, они меня простят, — зазвенел цепями Хейдер, протискиваясь вдоль плотной человеческой массы вперед.

Кто-то попытался пнуть упрямца напоследок, но из задних рядов засипел один из старожилов:

— Оставьте идиота! Не видите, что ли: Кэрлэкссеф лишил его рассудка! Как в забой спустили, так все от старой жизни отказаться не может.

— А чего благородного из себя строит?

— Ненадолго. Столламингеры[10] у Салки свое дело знают, выбьют из него дурь. А за убитого идиота нас без жратвы на пару дней оставят. Пусть лучше сам сдохнет…

Окованная железом трость уперлась в грудь, еле прикрытую драными тряпками.

— Тебя называют «милорд»?

— Да, меня.

Еле различимый в слабом свете масляной лампы гном нахмурился и левой рукой отвесил оплеуху рабу. Пока мужчина ворочался на полу, звеня кандалами, бородатый владыка судеб оперся ладонями на набалдашник трости и пробурчал:

— К любому мастеру ты обязан обращаться по званию: господин гэймли. Старшему мастеру положено говорить: господин столламингер. Забывчивость можно вылечить. Получишь десять плетей и сразу усвоишь хорошие манеры. Понятно?

Хейдер поднялся и, вытирая рукавом разбитый нос, четко ответил:

— Да, господин гэймли.

Невысокий мастер задумчиво постучал тростью о пол и снова спросил:

— Чего не поделил с другими?

— Они расстроены, что я знаю, кто мои мать и отец. Похоже, бедняги лишены подобной радости и рождены в канавах, у городских стен.

— Да? А мне известно другое… Говорят, что ты кичишься своим происхождением и до сих пор рассказываешь сказки, как вернешься наверх, где огнем и мечом отобьешь дарованные тебе земли у западного моря.

Мужчина промолчал, равнодушно рассматривая недовольного гнома.

— И с первых фьорсгеттов ты успел трижды сцепиться с другими работниками. Чудо, что тебе еще не расколотили голову.

— Этих работников явно собирались вздернуть. Но передумали и продали вам. Что мне теперь, крыс для них в отработке ловить?

Господин гэймли лишь коротко хохотнул в ответ:

— Ты от остальных висельников ничем не отличаешься, запомни это раз и навсегда. И твое мнение на этот счет меня не интересует… И разговариваю я с тобою только потому, что вчера ты рудничным водоносам подсказал, как присыпками из лазурита грибок на ногах свести. Откуда тайны горного врачевания знаешь?

Бастард устало усмехнулся:

— Лесничий показал. Мы с ним часто в Фрист-ог-Кальдских пределах на волков охотились. У него знакомых из вашего народа много было. Вот разные руды и показал, да кое-какому врачеванию с их помощью научил.

Гном удовлетворенно кивнул и вновь ткнул тростью в грудь кандальнику:

— Все же, что мне с тобою делать? Такие наглые и молодые работники вечно создают проблемы. Грызутся с другими за лучшее место в забое, отбирают хлеб у соседа… Можно отдать тебя бьеделлу,[11] он живо тебе мозги вправит. Но вот незадача, после него ты пару дней проваляешься пластом, а у меня и без того рук не хватает… Что скажешь?

Молодой мужчина покосился на полированную сталь и зло усмехнулся:

— Господину гэймли не стоит волноваться. Я у соседей по забою пайку отбирать не буду. Но и свою не отдам.

— А наутро мне приволокут свежего покойника, который неудачно задохнулся во сне… А работать за тебя Меркера[12] попросим. Ему все равно, где пакостить…