Сон Марии
Маше снилась бескрайняя ровная дорога вдоль океана. На ярко-красном кабриолете она неслась, считая мух и жуков лобовым стеклом. Над океанским штилем носились нервные чайки, а из воды раз в минуту выпрыгивала стая дельфинов то ли играя, то ли в погоне за косяком рыб. А вдоль дорог торчали под солнцем пальмы, с верхушками, так похожими на короны, что казалось, будто все будет хорошо. Только хорошо не было. Жених привел на свадьбу другую невесту, и под дружный гогот они принесли свои клятвы. И теперь она ехала в другую сторону, прочь от людей и подальше от лицемерия и позора. Снилось, что чудное свадебное платье разъело солеными слезами, и она вся в неприглядных лохмотьях, что волосы ее вороные стали все седыми, а от горя тело ее сморщилось, и ничего впереди ее уже не ждет, ни хорошего, ни плохого. Только эта вечная дорога. И вот, когда солнце уходило в океан, а слезы ее высохли, дрога кончилась завалом. А у завала она разглядела простого паренька. Тот приветливо ей махал и дальше бросал и скатывал огромные валуны в океан. Когда он устал, она пожалела его и вынесла воды. Он испил и прилег ей на колени. Он сказал, что видит в ней прекрасного доброго человека, и что утром они вместе расчистят себе дорогу и продолжат путь дальше. Он уснул, а ей снилось, будто к ней снова возвращается сила и красота, но она измоталась, и уснула, положив свои мягкие руки на грудь своего принца.
Сон Дарьи
Даше снился чужой дом. Что свои прекрасные светлые волосы она скрыла под старомодным зеленым платком, что от усталости у нее мешки под глазами, и что в таком молодом возрасте ей в транспорте говорят “женщина”. Ей снился ее уставший муж, который приходит с работы на шесть часов позже своих коллег. Что он идет на кухню и громко там гремит холодильником, что сердце его такое же холодное, как курица в той морозилке. Снилось, что он подолгу курит на кухне, и ей весь день ее проветривать снова. А мама его, с растрепанными волосами по утру будет водить рукой по задним стенкам и под светом лампы рассматривать пыль на скрюченных пальцах. И что она ничего уже Даше не говорит, только воротит свое осунувшееся желтое лицо, и что халат у его мамы засаленный и с запахом затхлости, а чулки сползли и висят на тощих кривых ногах шарпеями. А по утру мама ласково говорит с ее мужем и замолкает, когда Даша входит на кухню. А потом ей мыть посуду, и снова выбрасывать приготовленную ею еду, которая остается уже который год нетронутой. Снилось ей, что едет она на работу в холодном трамвае одним таким утром, а за окном снег и слякоть, холодный ветер задувает в открытую фрамугу, что люди смотрят на нее жалостливо, а потом идут к водителю. На перекрестке водитель выходит и переводит стрелки. Вдруг трамвай едет не по маршруту, она колотит в водительскую дверь, но тщетно. И вот за окном теплеет. Куда-то девается снег и слякоть. В окно уже не дует промозгло. Вдруг становится тепло, она срывает свой платок, а лицо от хлынувшего солнца наливается румянцем. Пейзаж уж давно сменился. Теперь вместо построек и столбов они в зеленом поле, где летают мотыльки и пчелы. Кабина открывается, а оттуда выходит богатырь с черными волосами и добрым взглядом. И ей захотелось сразу причесать его непокорные волосы и пойти с ним в поле лежать на траве, а когда стемнеет, он внесет ее спящую в свой сруб, что видать на опушке леса. А завтра она встанет пораньше, да испечет блинов в печи, а он съест все и поцелует ее в лоб.
Сон Михаила
Мишке снилась тайга. Зима, хрустящий снег. Он в мехах и угах тащит небольшие сани. На санях припасы, ружье и добыча. Подстреленные лисы, соболя и зайцы. Вечер будет рано, а еще нужно обойти силки и сети, посмотреть ямы и поставить приманки. Снег глубокий, а одежда тяжела. Первые километры шагается бравой поступью. Но чем дальше в гору, тем меньше духа остается в теле. Сани с каждым часом все тяжелее. Лоб под шапкой покрылся испариной. Миша снял, утерся, посмотрел на солнце. Еще есть часа четыре, нужно идти по маршруту. Впереди удобная поляна и много валежника. В пору сделать привал. Нарубил лапника, сложил в кучу, снял с саней одеяло из волчьих шкур, накрыл лапник. Полил спиртом кострище, подвесил котелок, набрал в него снега, бросил ароматных трав и сушеных ягод. Чай закипел. Мишка достал краюху хлеба и отогрел ее на горячих камнях. Чай подстыл. Немного вяленого мяса и отличный обед. Что за звук? Нужно взять ружье. Проверить заряд — порядок. Идти на звук — просто: смотри под ноги и не попадись в чужие ловушки. Так и есть. Капкан на лису. Только угодила в него молодая косуля. Нога разбита. Она давно уж тут. Сил нет. Лежит и плачет. Открыть капкан. Взять на руки. Отнести в сани. Костер еще горит — натопить воды! Вот так, попей! Что с лапой? Выглядит не очень, но заживет. Нужен только покой. Связать и обездвижить. Накрыть — совсем охляла малышка. Планы меняются, можно еще успеть проверить ближайшие силки, а потом назад, промыть рану, найти что уколоть, собрать еды: почек, мягких веточек, отрыть травы. Рывок — сани потяжелели, но ничего, бывало всякое. Небо темнеет. Ветерок переходит во вьюгу. Разворот к зимовью. Можем успеть! Нет. Метель, пурга. Не видать ни зги. Ветер набивает снег за шиворот и отвороты, слепит в глаза. Но вон хорошее место, проходили недавно, с двух сторон ветра не будет. Сани туда, да поскорее. Вот так, сейчас постелю, теперь перенесу подраненную, спи, набирайся сил, это на много часов, Вот тебе хлеба. Мишка прижался к животному и накрылся шкурами. Все будет хорошо, подлечим и побежишь, а не захочешь, то оставайся — никто гнать не будет. Я о тебе позабочусь.