Святослав похлопал в ладоши, и недавно принесшие картину лакеи, унесли ее обратно в проход.
Коте вручили большую и тяжелую книгу. Та на удивление оказалась довольно сносной по весу.
— Открывать и писать в ней дозволено лишь тебе, вратарь, — начал объяснения Григорий.
Котя открыл книгу, формально полистал и положил возле себя, сверху легло большое красивое перо. Одна сторона его была черной, а вторая белой.
— А где брать чернила? — спросил Котя, — И нам уже можно покидать квартиру?
Четверо его товарищей затоптались на месте, намекая, что живо интересуются этим вопросом.
Вопрос про покидание остался на паузе.
— Нет, никакие чернила не смогут оставить в книге ни черточки. Требуйте платы с гостей! — продолжал пояснять Григорий.
— И чем они будут мне платить? — Котя совсем запутался.
— Не возбраняется принимать дары, но и требовать не по правилам, — включился в разговор белый, — а нужный минимум перо с них и само взыщет.
— Можно в двух словах, — выпытывал ответы Котя, — что я хоть должен буду вписывать в эту книгу? Я могу зачеркивать? А если клякса…
— Дорогой… эмм… — запнулся белый.
— Константин Романович Орешкин, — напомнил ему появившийся из прохода лакей в жабо и с картиной под мышкой, — известный среди друзей, как Котя. — в другой руке лакей держал губку, которой пытался стереть маркер. Но ребята заметили, что у него ничего не вышло, и теперь вместо лица на картине было буйство красок.
— Спасибо, Галь! Дорогой… Котя, позвольте я буду вас считать своим другом. И уж если не другом, то хотя бы считайте меня вашим… поклонником. Вам удалось… так сказать, вызреть и обзавестись достаточно преданной, пусть и немногочисленной командой, но этого, я думаю, будет достаточно. — он обратился к серому.
— Вполне, вполне, — уверенно кивнул серый из Иару. — Предыдущий так до конца и не освоился, жаль его команду. Особенно паучиха толковая у него была, — и он поджал губы, выражая соболезнование. Ребята вчетвером печально сглотнули.
После чего белый позволил себе продолжить.
— Досточтимый Котя, вы не то, что не поставите кляксу, вы даже вкривь написать не сможете. — довольно сказал Святослав.
— Молодой вратарь, кажется, еще спрашивал о предмете своих записей, так вот, — подхватил серый, — вы будете вносить в книгу учета все проносимые между мирами магические артефакты. — серый сделался довольным, он нескрываемо напитывался любопытством десяти пар глаз, уставленных в этот момент на него. — И их назначение.
— Мирами? — спросила Наташа, и все ребята подались вперед, выражая крайнюю степень внимания и восторга.
В наступившей тишине послышался лязг старой двери, доносящейся из прохода. Пятеро друзей обернулись, выжидая, какой шут еще покажется из темноты прохода.
Но оттуда вышел статный здорового вида мужчина в старомодном макинтоше и с саквояжем.
— А вот и первый посетитель, — сказал серый, — уважаемый, вы не видите, еще закрыто, будьте добры, обождите за своей дверью. Вас позовут.
— Да-да, как скажете, светлейший, — сказал посетитель из Викторианской эпохи и ушел назад в темноту. — Но я первый в очереди, учтите, сударь! — послышалось оттуда.
— Вам следует провести свет. — предложил белый Коте.
Котя был согласен с этим замечанием. Но ребята все еще хотели услышать что-то по поводу миров.
— Видите ли, — продолжил свое повествование серый, — изначально так повелось, что зла и добра в мире не совсем поровну, — он посмотрел на белого, тот закрыл глаза и довольно кивнул, дальнейшие сказанные слова должны были доставить ему не лишь бы какое удовольствие, — зла в мире намного больше, — изрек серый, — но и зло, и добро распределено примерно в нужном соотношении, — белый продолжал довольно кивать, — вот вы и должны вести опись проносимого через ваши врата.
Котя и ребята пытались переварить сказанное. Они откинулись на спинки и задумались. Разговор никак не хотел сворачивать в сторону миров.
— А в чем смысл? — задал неуверенно вопрос Мишка.
— Белый, объясните коллеге, — обратился серый к белому, — вам, как порождениям тьмы, должно быть проще найти общий язык.
— Бе-бе-бе, — перекривил белый своего брата, — если все идет нормально, — обратился он к демону Мишке, — то народ проносит, в среднем, нужное соотношение зла и добра. Иногда перевес сохраняется какое-то время, могут начаться эммм… беспорядки, катаклизмы, войны…
— Ну, брат, — отозвался серый, — это уже совсем ты берешь крайние случаи.