“Дашка… он спит?” — шептал Мишка.
— Сдохни, падлюка! — заорала шлюха без части спины и выпала на пол водой.
— Вытаскивайте меня отсюда, — кричала Дашка друзьям, дергая закрытую дверь, в которой не было никаких замков. Она металась воздухом и искала щели, через которые могла бы сбежать. Она даже надевала перстень, но без магических знаний это был просто тупое некрасивое и неудобное кольцо.
— Мне не выбраться! — сказала она ребятам уже совершенно равнодушным тоном. — Буду ждать вас здесь.
— Браво, браво! — в комнате кто-то хлопал в ладоши.
Даша резко повернулась. Перед ней стояли Люцифер и Гавриил. Они светились от счастья.
— Я за тебя болел, деточка. — прижал руки к груди Люцифер. — А вот этот, — он брезгливо махнул рукой в Гавриила, — всю дорогу сомневался.
— Мне нравилось правление этого парня, — сказал Гавриил, — вы только посмотрите, какой порядок на планете, но скоро все будет, как ты любишь, дорогой Святослав: войны, пожары, смерти, правда? — он обратился к брату.
— Это уже неважно, осталось посмотреть, как привратник завладеет кольцом. — сказал Сатана.
“Ребята, вы это видите?” — обратилась Даша к остальным.
“Видим, интересно, они знают о наших разговорах?” — спросил Котя.
— Теперь уже ты сомневаешься, братишка, думаешь, они не справятся с мегерами?
— Какими еще мегерами? — спросила Даша.
— Не пудри заранее им мозги этими гуриями, всему свое время, — сказал устало Гавриил, — у них еще целая армия гвардейцев, пойдем, брат, а то мы сильно заболтались.
— Дарья, наше почтение! — Люцифер поклонился, и они исчезли безо всяких эффектов.
“Похоже, твои лучницы тоже охотятся за камнем!” — сказала Дашка
“Если так, то у нас очень мало времени” — проговорила лошадиная голова.
“Мишка, Машуня, действуем!” — сказал Котя и вылез из кареты с катаной в руках.
— Пошла родимая! — Наташка мысленно общалась со своим экипажем, толкая его вперед-назад, выруливая к казарменным дверям. На эти маневры растерянно смотрели воины и слуги замка. Где это такое видано, чтобы лошадь выписывала такие замысловатые кренделя.
Вокруг телеги собралось достаточно зевак, пока Котя нагло и в открытую шел к задним воротам по брусчатке, они пытались махать перед лошадью руками и кричать.
Наконец, кобыла вырулила и стояла напротив выхода из казармы, и замковые начал успокаиваться — экипаж расположился лицом к воротам, по площади никто не разъезжал.
Но когда кобыла повернула свою голову назад и пошла наоборот, стыло ясно, что метров через десять экипаж врежется в ворота. Кто-то даже пробовал тормозить карету руками, но куда там!
И вот послышался стук о двери, из казарменных решетчатых окон появились первые руки и крики, что нужно убрать препятствие.
— Иди, иди ко мне, — звал приведенный конюх кобылу, — на, хочешь кусочек сахару, на, ннна…
Наташа от сахара не отказалась, но никуда не пошла, а легла на бочок, слегка сломав и порвав оснастку.
— Что ж ты делаешь, хорошая же телега, ух, паразитка! — ругался конюх. Несколько стражей осторожно хлопали ее по заду, но результат был примерно никакой.
— Ты так и будешь лежать, — спросил ее Котя, взбиравшийся на стену. Ему кричали, чтобы он стоял, сложил оружие, потом они кряхтели, орали, звали на помощь. Над малыми крепостными воротами шел бой, сдалека казалось, что в нем участвует только одна сторона: люди в серых балахонах, с мечами и характерным рисунком на спинах в виде тех же скрещенных мечей. И только одна фигура в центре чудилась лишней. Иногда это был человек, иногда черное марево. Центр урагана, в который стремились серые человечки, после чего те с криком и звоном железа по мостовой сваливались с высоты метров пятнадцать. Судя по развитию событий, кучка у ворот собиралась расти и дальше.
— Я не голодна, но так уж и быть! — кобылу уже пытались отвязать, обрубить сбрую и оттянуть от телеги. В дверь казармы били, толкали, пытаясь вынести ее к чертовой матери.
На эти крики почти никто не сбегался, кроме конюха и нескольких слуг, не желавших бежать к бойне у ворот.
Кобыла стала менять цвет на серый, уши ее удлиняться, а тело ее укорачиваться. От нее отпрянули и сели на зады все корпевшие над ее перемещением. Перед ними лежала ослиха. То ли в их мире не было ослов, то ли они их попросту никогда не видели. А может и вовсе их испугало само превращение. По всей видимости, кроме Императора никто здесь не славился похожими фокусами.
Ослица встала и закричала на сидевшего с сахаром в руке конюха. Этот сахар она тоже забрала.