Это конец.
Он сожительствует с бедной девочкой, а я словно дура сижу дома в субботний вечер. У меня даже нет желания выйти, меня ничто не интересует, я никого не хочу видеть. Кроме него. Мне не хватает его.
А впрочем, что мешает мне пойти и во всем признаться ему? Сказать, почему я ушла, что все те мерзости, которые наговорила ему в последнюю нашу встречу, — это оттого, что я была так несчастна, я ревновала, я чувствовала себя растерянной, что каждое слово, которое я бросала ему, предназначалось и мне тоже, что мы загубили нашу общую жизнь.
«Я люблю тебя» — слова, таящие в себе так мало и так много, а я ни разу не сказала ему этого.
А если он ответит мне холодно, пошлет меня куда подальше, что ж, тем хуже. По крайней мере будет ясность.
Я быстро одеваюсь во все новое, что купила сегодня днем. Новое все, кроме пояса, его подарил мне он. Мои волосы еще влажные и уже начинают завиваться в колечки, но сейчас не время заниматься прической. Я перекладываю содержимое моей сумки от Вюиттона в новую сумку от Диора и убегаю. На ходу мельком заглядываю в огромное зеркало в прихожей… Сегодня, когда я, вернувшись, снова посмотрю в него, я буду спасена.
Я мчусь на стоянку такси, я не хочу, дрожа от нетерпения, целых семь минут дожидаться машины дома. Я бегу по улице, металлические набойки моих каблуков цокают по асфальту.
Половина первого ночи, он, должно быть, еще дома, обычно он посылает своих дружков сделать черное дело: заказать столик на полночь, а явиться в два часа, когда все заполнено.
— Авеню Фош, около площади Звезды.
Его подъезд, его лифт, его лестничная площадка, его дверь… Искупление, отпущение грехов, конец тоннеля… Я жму на звонок, жму с силой, мне не открывают. Никого. Меня вдруг снова охватывает лихорадка. Я опять на подъеме, волны моей любви-опустошительницы бьются о закрытую дверь.
Его нет дома, он, должно быть, где-то ужинает. Я не могу в таком состоянии объезжать все рестораны Парижа. Поеду ждать его в «Кабаре».
Я пешком спускаюсь к Елисейским Полям. Иду быстро, почти бегу на своих слишком высоких каблуках. Обхожу всех на стоянке такси. И вот мы уже едем к площади Согласия, дорога сужается на улице Фобурж, его машины около отеля «Кост» нет. Я закуриваю сигарету и сразу же бросаю ее. Наконец приезжаю на площадь Пале-Рояль. Выхожу из такси. Разглядываю номерные знаки припаркованных машин, стоящих как попало «порше», двух «феррари», из которых одна «маранелло» со шведским номером, синей «модена-супер» с немецким номером. А вот и «Ауди-ТТ» Виктории. Посмотрим еще раз черные «порше»… Наконец-то… 75ONLV75. Он здесь. Я вхожу в логово.
Глава 11
Меня зовут Андреа, я живу в Шестнадцатом округе.
Я почти счастлив.
Кажется, у меня есть все: я Молод, Красив, Богат, все должны мечтать, чтобы оказаться на моем месте.
Или почти все.
Я Молод, Красив, Богат и здравомыслящ.
И эта последняя деталь все губит.
Моя жизнь — это роскошь, спокойствие и наслаждение, у меня апартаменты за шесть миллионов, машина мечты (вашей мечты, естественно) и барахла, как у Мадонны, у меня есть картины известных мастеров, две тысячи компакт-дисков и один из них платиновый, я занимаюсь спортом в «Ритце», я никогда не ужинаю дома. Мне двадцать два года.
Я живу на авеню Фош, в квартирке в двести квадратных метров с паркетом, лепными потолками, каминами и очень красивой горничной, на стенах у меня полотна вышеупомянутых мастеров и еще рисунок Энди Уорхола[21], его я сам купил на аукционе, и еще гениальная живопись проклятых художников[22]. Под потолками у меня хрустальные люстры, единственное, что уцелело от нашего тосканского дворца, которым моя семья владела четыреста лет.
В своих апартаментах я сломал несколько стен, и получилась огромная комната, где там и тут, словно бы случайно, расположились рояль, столовая фирмы «Кнолль», телик фирмы «Бэнг и Олуфсен», несколько диванов, кресел, низкие столики из салона «У Конрада» с пепельницами из салона «У Коллет». В другой комнате — кровать в стиле Людовика XVI, фотография ночного Нью-Йорка и джакузи целиком из стекла.
Я раскатываю на «Порше-СТ3» с номером 75ONLV75, обувь делаю на заказ у Берлути, ношу джинсы только от кутюрье или костюмы за двадцать пять тысяч, и зимой, и летом не выхожу из дома без моих «Рей Бэн»[23] семидесятых годов, волосы у меня всегда немного встрепаны. По натуре я художник, и мое произведение — Я сам.
22
«Про́клятая троица» — так в начале XX века на Монмартре прозвали французских художников Мориса Утрилло, Сюзанну Валадон и Андре Утте.