Я в своей гостиной у ночного окна, я смотрю, как в городе зажигаются огни. Я пью водку с тоником и думаю о Хелл.
Я много слышал о ней, слышал мнения самые противоречивые, и они меня заинтриговали: одни говорили, что она глупа, поразительно глупа, потом кто-то превозносил ее интеллект, кое-кто поговаривал, будто она частый гость в психушке, правда, позднее я узнал, что это брехня, еще мне рассказывали, как она безудержно хохочет, как затевает провокационные споры, говорили, что побаиваются ее, когда она не в духе. Но все сходились в двух пунктах: она красивая и она чокнутая.
Я встретил ее, бродя как-то по бутикам, она рыдала у витрины «Baby Диор», я так никогда и не узнал почему. Она была во всем черном и красива какой-то обнаженной красотой. Два месяца меня преследовал ее взгляд, но я ничего не предпринимал, чтобы вновь увидеть ее. Не хотел провоцировать судьбу. Мы встретились опять случайно в одно из воскресений, в полночь, я повез ее поужинать в «Калавадос», и там она спела песенку Ферре об умершей любви, она пела, глядя мне в глаза, будто в них читала слова.
С этого дня я потерял покой, так она увлекла меня. Но я не хотел оказаться в зависимости от кого бы то ни было, не хотел терять свою свободу, и это лишало меня воли, терзало.
Всю жизнь, чтобы не оказаться в гнусном положении человека, который жаждет любви, а ему в ней отказывают, я влюблял в себя других. Умышленно представая подонком, я все же контролировал себя, и меня считали мерзавцем потому, что я сам хотел выглядеть им.
Хелл завладела мной, не приложив к этому ни малейшего усилия. Она хотела лишь одного — бежать от меня. И по той же самой причине: она боялась меня так же, как я боялся ее. Но было уже слишком поздно.
Я устроил для нее потрясающее увеселение: самолет, яхта, казино, Милан, Довиль, Монако, я не столько хотел поразить ее воображение, сколько бежать из Парижа, где моя дурная репутация была вездесуща (я никогда так не проклинал ее, как в те дни), и из кожи вон лез, лишь бы убедить Хелл, что не заманиваю ее в ловушку.
И наконец она сдалась. Сколько часов провели мы в тот вечер, жадно целуясь в садах Карусели? Эти шесть месяцев были незабываемы, я был счастлив, тут уж ничего не скажешь, бесхитростные воспоминания о них и сейчас доставляют мне боль. Только мы, я и она. И больше никого. А потом однажды мы вышли показаться на людях, и тут ею словно демон овладел. С этого дня все рухнуло, и мы начали таскаться по всяким злачным местам, они и притягивали ее, и приводили в уныние, и она уезжала оттуда и ублаготворенная, и смертельно раненная. Она хотела окунуться в грязь, она нуждалась в этом, но это же ее и убивало. Она все больше и больше погружалась в клоаку, и я вместе с ней, потому что не хотел отпускать ее от себя и еще потому, что она была мне нужна, чтобы с ней выдержать все, что мы пили и где бывали. Я постепенно сдавал, но ни за что не оставил бы ее. Я ее любил.
А потом она ушла.
Шесть месяцев счастья… Неторопливая игра… а в один прекрасный день ты оказываешься за ломберным столом один… Твой партнер забирает свои денежки, бросает карты, и ты, как дурак, остаешься перед неоконченной партией… Ждать. Потому что ты не можешь делать ничего другого, только ждать. Перестать ждать было бы равносильно концу.
И ты впустую ждешь, что она продолжит игру, думаешь, что у тебя еще остались козыри, они пока не побиты и изменят ход партии.
Но ты проиграл.
Я, я проиграл.
Нет, я проигран.
Я ее люблю… Все время, дни и ночи, я погибаю от любви. Я люблю ее спящей или подавленной, я люблю ее, даже когда она под дурью, отупевшая, опустившаяся. Не знаю, как удавалось ей при полной деградации оставаться настолько чистой, что мне хотелось опуститься перед ней на колени.
Уже четыре месяца, как все кончено. И не единого слова.
С тех пор я каждый вечер куда-нибудь иду, я больше ничем не ограничиваю себя, как никогда пичкаю себя наркотиками, я уже и сам не знаю, что творю. Я нашел для себя одну блондиночку — я, кстати, терпеть не могу блондинок, — глупую, рассудительную, неприметную, с личиком деликатной мышки. Полная противоположность Хелл. Я сплю с ней раз в месяц и едва помню, как ее зовут.
Да, Диана. Ничего интересного.
Я ее повсюду афиширую, засыпаю ее очень дорогими подарками, все считают меня ненормальным.
Но никогда раньше я не приводил к себе столько шлюх, я трахаю их в глотку без резинки, а потом гоню в шею.
Две недели назад я позвонил Хелл. Не выдержал. Под предлогом, что вернулся после каникул и хочу узнать, какие новости, какие сплетни…
Она приехала, излучая красоту и безразличие, едва слушала, о чем я ей говорю, без конца оглядывала сидящих в зале, а потом — не знаю, что на нее нашло, — вдруг потащила меня к машине, и мы поехали к ней. Была минута, когда мне казалось, что мое сердце сейчас разлетится на куски, казалось, что кончился наконец кошмарный сон, в котором я жил, я больше уже не вернусь в него… Но что-то в ее поведении смущало, у меня было чувство, будто она уже не такая, как была, что она хочет просто причинить мне боль.