— Уходим?
В такси, когда я ехала домой, у меня разболелась голова, слишком накурилась, и — странно! — было такое чувство, будто я зря потратила время.
Что я сделала сегодня? Хорошо пообедала — с помидорами-моццарелла, камбалой, которую я сначала отправила обратно на кухню, чтобы мне ее приправили, а во второй раз потому, что она остыла, пока ее приправляли, да и макароны слишком пересластили.
Виктория была моей гостьей, заплатила я. За обед двух подружек восемьсот франков… Прилично.
Какой-то болван прислал на наш столик бутылку «Болинье», мы ее вылакали. Из вежливости.
К нам подсели Жюльен, Давид и еще один Давид. Первый — сын очень известного певца, с которым у меня был грех, второй — сын одного генерального директора, весьма важной птицы, с которым у меня тоже был грех, а третий — сын бывшего министра, с которым у меня ничего не было, потому что он совсем голубой.
Я сорок два раза сказала «добрый день» всяким личностям, из коих шестерых вообще не знаю, а мне их не представили.
Мое внимание привлекла «феррари-маранелла» с люксембургским номером. К сожалению, ее владелец так и не появился.
Совсем голубой сын бывшего министра уходил в сортир принять дозу, а сын очень известного певца и сын генерального директора, пока его не было, язвили по поводу его матери, которую их респектабельные отцы, оба, не один раз укладывали на спинку.
Нанюхавшийся кокса, подбодренный, сын бывшего министра вернулся из сортира и, воспользовавшись тем, что сын очень известного певца ругался по мобильнику с гаражом, где приводили в порядок его «порше», потому что они еще не закончили ремонтировать коробку скоростей (он покорежил ее, когда два дня назад мчался в три часа ночи и где-то на окраине столкнулся с неким Андреа), так вот, сын бывшего министра, воспользовавшись этим, сказал мне, что у очень известного певца уже нет и десяти франков.
— Тем не менее его сын разъезжает на «порше»…
— Показуха… Да его модель «порше» едва ли представительнее средней тачки…
— А-а…
Вот вы мечтаете о нашем бросающемся в глаза золотом изобилии… Да это всего лишь накладное золото. Башли, тачки, друзья, дома тут и там, путь всюду открыт… А мы маемся от безделья, нам всегда нечего делать. Но нам все равно.
По правде говоря, мы подыхаем со скуки, потому что нам нечего больше желать.
Мир слишком мал, к восьми годам мы уже десять раз облетели его в бизнес-классе…
Глава 2
Наступает ночь, а когда наступает ночь, Париж меняет цвет и направления.
Я в такси, мы едем вдоль Сены, я опускаю боковое стекло, чтобы можно было курить. Еще несколько минут, и я буду сидеть где-нибудь за столиком, может, это будет «Авеню» или бар отеля «Кост», или «Мезон-Бланш», «Ноби», «Ксю», «Мэн Рей», «Корова», «У Дьепа», «Марке», «У Таньи», «Стреза» или «Плаза», я закажу к обеду тысячелистник с крабами и, конечно же, полусладкое вино, а может, не стану ужинать, выпью «Космо» или просто водки, выкурю подряд несколько сигарет, поздороваюсь со знакомыми.
Сибилла с ног до головы во всем от Куррежа, Хлоэ с восторгом демонстрирует свою новую сумку от Диора. Обе они блондинки, обе неглупые. Все вместе мы весим меньше ста пятидесяти килограммов.
Я рассказываю им о последних выходках Б.
Среди моих друзей Б. больше известен под кличкой Паршивец Б. или Тот, Кто Разбил Мое Сердце.
У Б. глаза, полные звезд, и ангельская улыбка, за которой он прячет свои дурные намерения.
Как-то вечером во время попойки в «Куине» я томно допивала семнадцатый стаканчик водки, спрашивая себя, зачем я здесь, постоянно здесь, как вдруг среди всяких подонков я увидела Просвет. Просвет в пять часов утра.
Б., конечно же, это был Б.