— Знаешь, такие игры неприятны и болезненны к своему окончанию… — тихо-тихо скажет она, её плечи дёрнутся и она развернётся, внимательно смотря на алхимика. — Если ты вздумал играть, то скажи об этом сразу…
И чужой голос звучит так неуверенно, так тихо, что на пару мгновений ему не верится в то, что перед ним стоит капитан, что он заставил её говорить об этом…
Кто заставил тебя испытать это, милая?
И алхимик прижмёт её к себе, опустит голову на грудь, потрётся о неё щекой, и услышав тихий вздох, закроет глаза. Её руки вновь лягут ему на голову. Мягко, почти невесомо погладят его, пальцы примутся перебирать его волосы, невольно заставят поёрзать, спрятав нос в чужой груди.
Касания прекратятся совсем внезапно, точно так же как и усталый выдох. она отпустит его и опустит голову, осторожно от себя отстраняя.
— Если ты действительно хочешь лишь поиграть…
— Не смей этого говорить! — зашипит он, схватив её запястья. — Не смей думать о том, что я хочу обмануть тебя, не смей!
И она грустно улыбнётся ему, прильнёт к стене вновь скрестив руки на груди. Проклятая… И безумно красивая, желанная и безумно ранимая под толстым слоем льда. Алхимик льнёт к ней вновь, ластится, прося прикоснуться к нему вновь.
Альбедо не понимает. Не понимает почему она сжимается, осторожно-осторожно, боясь спугнуть, коснётся его, совсем осторожно, будто с опаской. Почему она боится? Почему смотрит так неуверенно, словно он сделает ей безумно больно, будто заставит испытать что-то неприятное…
— Научи меня любить, Кэйа… — тихо скажет он, прищурив хитро глаза и прижимаясь вновь. — Так, чтобы ты никогда не думала о том, что я с тобою играю.
И она вновь засмеётся, мысленно сравнив алхимика с вредным и настырным котёнком. Улыбнётся, и всё-таки, пока только в своей голове, согласится. Если её так настойчиво просят, то грех в подобном отказывать. Тем более кому-то вроде Альбедо. Её смех стихнет, руки ласково проведут по затылку, перебирая светлые пряди. О, она научит его любви, возможно немного неправильной и безумной, такой же как и она сама. Тем более… Алхимик — не человек. Она опустит взгляд, спрячет нос в чужих волосах и опустит руки на его плечи. Мягко погладит, прежде чем он поднимет голову, заставив её оторваться от светловолосой макушки. Посмотрит с вопросом, словно ожидая её решения и как только она кивнёт, успокоится, чуть на носки поднимаясь и носом по щеке проводя.
Её согласие заставляет дрогнуть. Алиса говорила что подобное чувство — безумно дорогое сокровище, но если это действительно так, то почему с ним так легко согласились рассказать как получить его? Или? Почему капитан молчит, продолжая ласково-ласково гладить его по плечам, улыбаясь уголками губ?
Неужели она сама не знает? Или пытается подобрать слова, чтобы он понял её? Рука остановится, она ещё раз посмотрит на него и мягко отстранит от себя, перехватывая за руку, уводя за собой в более светлую комнату. А после и вовсе стянет перчатки, кидая на его руки заинтересованный взгляд. Прикусит губу, переплетая свои пальцы с его.
— Кожа к коже, гораздо приятнее, не думаешь так? — спрашивает она, кидая взгляд на перчатки на своих руках и на мгновение отпустив его, снимает с себя одну, не скреплённую ремешком с рубашкой. — Вот так, чувствуешь моё тепло?
И он кивнёт, разглядывая её руку, заметит контраст и вновь поднимет лицо на капитана. Почему она делает и говорит это? Ему казалось, что любовь выглядит немного иначе, что она несколько более… Откровенно? Да, именно так, но Альбедо молчит, пальцами другой руки потянувшись к другой перчатке. Ему говорили, что если это действительно любовь, то можно рассчитывать на доверие. И немым с немым вопросом он посмотрит на неё вновь, проведёт по застёжке, что держит перчатку, склонит голову набок, прося разрешения и уткнётся лбом в плечо, не понимая почему в голову ударяет желание сорвать её, сорвать всё, что скрывает её тело от чужих глаз.
— Ты можешь снять её, если действительно хочешь этого… — тихо ответит она, отведя взгляд на окно, надо бы зашторить, прежде чем алхимик разойдётся, почувствовав всё, что с ним сделает нечто эфемерное для людей и безумное потрясение для создания вроде него. — Только будь осторожнее…
И алхимик услышит её, осторожно, едва сдерживая себя от того, чтобы вырвать её с мясом, расстегнёт, стащит перчатку, уколется об уголок звезды на ней, и отбросит прочь, глазами впиваясь в след от ожога. Она рассказывала о том, что поссорилась с названным братом, догадывался о том, что там явно не обошлось просто словами, но…
— Он такой дурак… — тихо скажет Альбедо, прикладываясь губами к следу от ожога, проведя по его краям языком, словно стараясь успокоить её, обещая не спрашивать о нём. — Я вылечу его, обещаю…
И она снова кивнёт, как только он отстранится от отметины. Выдохнет, перестав чувствовать чужую хватку, отойдёт к окну беря в руки подсвечник. Если она зашторит окна, будет совсем темно, а она пока не готова оказаться рядом с ним во мраке. Быстрое движение огнивом, искра падает за фитиль, и она мягко улыбается, оглядываясь на алхимика, что внезапно оказался почти под рукой. Ласково улыбнётся, потрепав того по волосам и наконец зашторит окно, прочь от всяких любопытных глаз. Это так странно, вроде бы ничего особенного, а чувствует себя так, словно впервые оказывается с кем-то наедине при приглушённом свете. Поставит подсвечник на тумбу и сядет на край кровати, спокойно посмотрев на Альбедо.
— Наверное, ты ожидал другого, правда? — спросит Кэйа, посмотрев на него несколько устало, похлопает рядом с собой, предлагая тому сесть и выдохнет, опустив голову, нагнётся, стягивая сапоги, тихо усмехнётся, прежде чем продолжить. — Я не могу полностью обрушить её снегом на твою голову… Я расскажу и покажу, только потом не говори мне что она отвратительна и неправильна… Хотя, наверняка под стать мне…
Он нахмурится, встанет напротив неё, положит руки ей на щёки и вздохнёт беспокойно. Улыбнётся, когда она прильнёт к его рукам и глаза прикроет, прежде чем отстраниться и упасть спиной в постель.
— Если снимешь сапоги и плащ, можешь лечь рядом. Расскажу чуть больше… — и откинет голову, думая что алхимик попросит её закончить, и она поймёт…
Но вопреки её ожиданиям, она слышит как падает чужой плащ, как рядом проминается матрас, а светловолосая макушка снова оказывается перед глазами. Она улыбнётся и обнимет его за шею. Действительно, котёнок, не иначе…
— А теперь крепко обними меня и засыпай… — тихо продолжит Альберих, медленно-медленно поглаживая по волосам, знает же, что ему не нужен сон, но всё равно говорит об этом, словно забывает о том, что в её руках не живой человек…
И мысленно усмехается. Она настолько не нравится людям, что её полюбило удачное творение кхемии? Хотя нет, людям она тоже безумно нравится, но явно не как объект для любви. Да, как желание и обожание — безусловно, но для чего-то менее приземлённого — никогда.
— Спокойной ночи, Альбедо… — продолжит Кэйа, крепко обняв алхимика за плечи. — Поговорим утром, хорошо?
И прежде чем уснуть, задует свечу, прижимая того поближе к себе. Что-то на задворках сознания шепчет о том, что она пожалеет об этом, что ей будет безумно больно, что неживое создание врёт, врёт желая заполучить силу заключённую в эмоциях. И Альберих тихо всхлипнет, зажмуривая глаза и покрепче стиснет чужие плечи. Сны никогда не были к ней благосклонны. Никогда не позволяли забыться, бросали к ногам мерзкую правду, а после тыкали в неё лицом, гадко-гадко смеясь. Шепча о том, что скоро настанет час расплаты, что скоро она получит по заслугам, что всего происходящего она не достойна…
И если ей действительно суждено заплатить за мгновения под настоящими звёздами, то пусть в них окажется хоть что-то ценное, что будет мимолётной искрой загораться средь пепелища, когда для неё навсегда погаснет солнце, пусть станет эфемерным языком пламени в кромешной тьме, заставит позабыть о безумном холоде, пока она не раскроет глаз. И даже если это притворство, даже если руки на её талии совсем неживые… Она поднимает уголки губ, медленно погружаясь в мерзкие сны.