Барбара удивится приходу винодела. Ещё больше удивится его просьбе и срочностью. Венчание? Серьёзно? Она бы ни за что не поверила, если бы кто-нибудь сказал ей о том, что Дилюк Рагнвиндр собрался жениться, и судя по просьбе, тайно, без лишних свидетелей. Ещё больше её удивляет сама избранница. Для чего ему связывать себя узами брака с приёмной сестрой? Быть может… Она изначально задумывалась невестой для Дилюка? С самого начала находилась рядом, чтобы брак был почти добровольный и беспроблемный? Спросить о причине такого решения она стесняется. Лишь кивает, обещая выйти в назначенное время и без лишней торжественности благословить их.
Чужая тихая благодарность греет девочке сердце, заставляя её широко улыбнуться.
— Можно попросить тебя собрать огненные цветы? Или мне принести их с собой? — спросит он, вызвав у девочки ступор.
— Я сама с этим разберусь.
***
Тарталья ласково улыбается, сжимая руки капитана, зацеловывает её пальцы, и смотрит довольно. Притягивает к себе, привычно озираясь по сторонам. Никто не увидит их на утёсе, никто случайно на них не наткнётся… Кэйа выдохнет, и посмотрит куда-то сквозь него, прежде чем чужие губы коснутся её пальцев, прежде чем она окажется вжатой в чужую грудь, прежде чем она услышит его тихий смех…
И правда смешно, ему достаточно взять её на руки и дать приказ уходит. Она мысленно засмеётся, попытавшись чуть отстраниться. Вот только рука ляжет на затылок, не позволяя той отстраниться. Прижмут, уткнутся носом куда-то макушку, по спине погладят, притупив бдительность.
— Как же я люблю тебя… — снова скажет он, стиснув чужие бока, а потом поднимет голову, заглядывая в чужое лицо, криво усмехнётся, заставив её напугано выдохнуть. — Я бы забрал тебя домой, если бы только мог…
И встретившись с отторжением в чужих глазах, засмеётся вновь. Кэйа, его милая Кэйа… Никуда от него не денется, никуда не сбежит… Он позаботится о том, чтобы отрезать ей любые пути к отступлению. Нужно лишь немного терпения, которое уже на исходе. И она оттолкнёт его, скрещивая на груди руки.
— А я и не знала, что у вас, в Снежной, проблемы с девушками. Неужели ты не можешь найти там ту, кто будет постоянно делить с тобою постель? Я не поверю в то, что настолько тебе понравилась… — усмехнётся она, склонив голову набок.
Аякс чуть остынет, мысленно смеясь с чужой шпильки. Она так отчаянно его отвергает. Неужели кто-то нагло похитил сердце капитана и растоптал его на её глазах, что она всё-таки находится рядом, но не позволяет подойти ближе?
— Работа куртизанки тебе бы подошла больше, чем капитана… — язвит он в ответ, снова подходя к ней и уложив руку на чужое плечо, продолжит. — А может ты получила свою должность через постель?
Она фыркнет, и развернётся, следуя в сторону города. Любит, любит, а обидных вещей наговорить совсем не брезгует. Мерзкий, лицемерный предвестник!
— Когда кавалерия вернётся в город, моя жизнь станет намного проще. Например, это избавит меня от нахождения рядом с тобой, наглый врун… — усмехнётся капитан, убедившись в том, что за ней идут. — Зачем же ты говоришь мне слова о любви, если считаешь меня развратницей?
Она бросит на него обиженный взгляд, и медленно пойдёт дальше, словно давая ему возможность извиниться, но в то же время не рассчитывая на это. Прильнёт ласковым-ласковым котёнком, когда пожелает близости, а потом зло усмехнётся, когда получит желаемое. Не то чтобы ей обидно… Но неприятно безумно, опустошение душит похуже цепей, заставляя на мгновение пожелать себе забвения или безболезненной смерти. Она почти засмеётся, но отвлечётся на рыцаря, что тяжело дыша передаст ей письмо от магистра.
Видимо что-то важное, раз в письме, подальше от ушей предвестника. Конверт найдёт своё место в одном из карманов, куда не дотянутся чужие руки. И как только их оставят наедине, снова криво улыбнётся.
— Я тоже скучаю по крови и если честно, совсем не желаю видеть тебя ежедневно… — спокойно скажет капитан, ощутив касание к плечам и тут же сбрасывая чужие руки, щурится, ускоряясь, чтобы у наглеца не было мыслей о том, чём-то кроме пути. — Будь моя воля, я бы оставила тебя замерзать в ледяных пещерах хребта…
Тарталья засмеётся. Капитан и правда очаровательна, даже говоря о подобных вещах. Но совершенно не желает принимать поражения. Ничего, он подождёт пока ловушка схлопнется и отрицать будет нечего. Когда сил ни на что не останется, когда она заплачет, прижимаясь к его груди, когда идти будет некуда… А пока он простит ей эти колкости, пусть брыкается, быстрее устанет…
***
Аякс знает, Альберих расцветает, когда прощается с ним. Взгляд загорается счастливым огнём, улыбка из дежурно-натянутой становится почти настоящей, а смех перестаёт быть каким-то надломленным. Она уходит и приходит счастливой. И тут же гаснет, стоит ему оказаться рядом. Тарталье это не нравится, но пока что он может лишь смириться с этим. Чужие чувства — затягивающая тёмная бездна, лезть туда на ощупь — верная гибель. И всё-таки он провожает её взглядом, пока чужая фигура не скроется за поворотом и войдёт в здание.
Кэйа поднимет глаза, поймёт что ещё слишком рано и сядет, осторожно оглядываясь по сторонам и откроет конверт, быстро просматривая его содержимое. Улыбнётся, ещё раз просмотрит его, словно не веря своим глазам. Так здорово, словно её мысли услышали. О, безусловно, Эоло будет куда лучше справляться с этим. По крайней мере, ему не удастся пригрозить ребёнком, которого тот вполне мог оставить ей.
Заметив рыжую макушку, она оживится, и спустится к нему. Она счастлива, так счастлива, что не может сдержать довольной улыбки, когда подходит к нему. Прикрывает глаза, когда её берут за руку, когда говорят что они идут домой и она сдаётся. Позволяет увезти себя, едва отпустив чужую руку. Об этом им ещё предстоит поговорить. Не сейчас, но потом, вдали от чужих глаз и ушей. Тем более, вечер обещает быть приятным и тёплым. Главное не испортить всё своими руками и тогда… Будет легче.
Уже ближе к винокурне, её всё-таки берут за руку. Чужие уголки губ поднимаются, а взгляд становится внимательным и тёплым. Словно они никогда не ссорились. Её приведут домой вновь, заставят почувствовать тепло и уют, медленно ведя наверх, в комнату хозяина. И правда, на душе так тепло и спокойно… Словно так было всегда, словно это правильно, словно иначе и быть не может… Она проведёт по подоконнику, и выдохнет, это место почти не изменилось…
— Кэйа… — мягко позовут её, заставив девушку вздрогнуть и оживиться. — Тебе набрали ванную…
И она кивнёт, отойдя от окна. Горячая ванная, благосклонность брата, последний день сопровождения предвестника… Неужели сегодня произошло нечто особенное? Она вздрогнет, слыша шаги за собой и тихую просьбу позаботиться о ней. И кто она такая, чтобы отказываться, тем более если ей именно этой заботы и хотелось?
Раздеваться в его присутствии оказалось неожиданно стыдно, как и показывать его взору отметины на своих плечах, груди, бёдрах… Ей так хочется извиниться за то, что он это увидел, но Дилюк лишь кивает, прося ту забраться в воду.
Касания мочалки кажутся такими осторожными, и в то же время резкими, словно он действительно желает стереть следы чужих зубов с кожи сестры, словно это возможно и необходимо. Она улыбнётся и расслабится, полностью вверяя себя рукам брата. С ним так спокойно. И безумно хочется, чтобы так было всегда. Или хотя бы чуть-чуть почаще. Голос брата успокаивает и она опускает голову, подставляясь под тёплые струи и руки, что мылят ей волосы. Да, это не купание у утёса или в озере, где не замёрзнуть проблема даже с её глазом бога.
Когда это закончится, волосы будут высушены, а она одета в спальную одежду, будет уже темно. Кэйа зевнёт и сядет на край кровати, с вопросом посмотрев на брата. Неужели она выглядит настолько плохо, что необходимость в подобной заботе почти налицо? Видимо, да… Ничего, потом будет легче…
— Ложись спать… — мягко скажет он, забираясь в постель и поднимая одеяло, посмотрит ласково-ласково, так, что у неё исчезнет всякое желание задавать уточняющие вопросы.