Когда Хэлу перевалило за восемнадцать, а это было летом, в выпускном классе, он сильно вырос и окреп, возмужал. Не знаю, что она сделала с ним за этот год, но он стал рьяно заниматься спортом, чтобы поступить в тот же колледж, что и она. Он страстно желал быть рядом с ней. Я уже не возражала, хотя и не одобряла. Это был тот единственный год, когда мой сын отвернулся от меня, и жестоко за это поплатился. Был Хэллоуин. Он был сам не свой. В округе молодёжь устраивала одну вечеринку за другой. Я легла спать, уверенная, что всё в порядке, ведь Хэл был дома, но он тихо ушёл — и вернулся под утро на моём седане и привёз в багажнике труп девушки, одетой в совершенно безобразное вульгарное платье. Оно было чёрно-красным, и я не понимала сперва, это кровь была на ней или просто отлетевшая бусина или блёстка с ткани. Но она была вся в крови, и когда Хэл закатил машину в гараж и поднял девчонку на руки, я увидела, что его рубашка тоже была забрызгана кровью.
Он устроил мне целое представление. Плакал, не желал её отпускать, затем говорил, как он её ненавидит. Он ненавидел её с самого лета, оказывается, и всё это копил в себе, никак не решаясь сделать с ней то, что в итоге сделал. Он сказал, что она это заслужила, потому что была чёртовой проституткой, и потому что я была во всём права. Мне стало жаль Хэла. Каким бы монстром он ни был, но он мой сын, и его слёзы не стоили ни кровинки этой мерзкой потаскухи, которая разбила ему сердце. Я сказала, что предупреждала, что всё так и будет. Сказала, что теперь ничего не попишешь и не вернёшь. Сказала, что он действительно похож на отца. Хэл тяжело это пережил, но наконец-то стал прежним, опомнился, одумался — и вместе мы хорошенько спрятали тело.
Всё стало тихо и спокойно на год. Хэл затаился, в то время как мне казалось, что пришёл в себя. Он поступил в колледж и даже поехал туда учиться, но в кампусе пропали две молодые женщины — и Хэл к весне вернулся домой, забрав оттуда документы. Потом я заметила, что в округе тоже стали пропадать люди. Девушки, женщины. Хэл молчал. Я прекрасно знала, что он к этому причастен, просто чувствовала — но однажды он снова привёз к нам домой тело. Это было днём, он тогда работал в одной курьерской службе и сказал, что увидел на обочине девушку, предложившую себя. Он не стерпел и убил её.
Хотя она тоже была шлюхой, как, полагаю, и все остальные, но это не оправдывает того факта, что Хэл стал зверем, ещё худшим, чем его отец. Шло время. Он был со мной ласков и добр, и послушен, но единственное, что я не могла сказать ему поперёк — его жажда насилия. Он укрепил дома двери и окна, поставил хорошую дверь с шумоизоляцией в подвал и начал привозить домой живых девушек. Иногда они даже обедали или ужинали с нами, а потом Хэл уводил их в подвал — и оттуда они больше не возвращались. Однажды я видела, что он делает с ними. Тогда я узнала, что он возбуждается от удушья. Я читала о таком в книгах и газетах, видела пару документальных фильмов о серийных убийцах — говорят, такое бывает, как особая форма извращения. Но я видела каждую из этих девушек, Конни, и какими бы шлюхами они ни были, я не хотела, чтобы мой сын убивал их в подвале нашего же дома.
Единожды в году Хэл совсем сходил с ума. Он исчезал на Хэллоуин, на всю ночь, и спокойно, тихо возвращался под утро. Но я слышала, как год от года в разных городах штата вспыхивали чудовищные массовые убийства, которые пугали людей, намекая, что в окрестностях завёлся свой маньяк. Он убивал всегда осторожно и не попадался. Никакой зрелищности, никакой показухи. Был человек — нет человека. Была компания на Хэллоуин — а наутро их находили зверски убитыми. Так продолжалось долгих пятнадцать лет.
И я не выдержала. Больше не могла этого терпеть, знаешь ли. Он был чудовищем. Я начала его бояться. Однажды, я верила в это, он слетит с катушек совершенно и возьмётся за меня. Раз, не выдержав, когда ему было двадцать пять и он вернулся домой после очередного Хэллоуина, я схватилась за ремень и замахнулась на него — так он перехватил мою руку и так её сжал, что у меня опухло запястье. Он ничего не сказал и не сделал. Ему хватило секунды, чтобы едва не сломать мне кости. И я поняла тогда, что он никого не пощадит, если захочет.
Потому я сама подала анкету сюда, в этот пансион. Я не хотела, чтобы Хэл распоряжался моей жизнью и судьбой, когда я буду совсем немощной. Я не хотела, чтобы он сделал со мной всё то, что делал в своём подвале с этими девушками. Я всё сделала втайне, и когда за мной приехали из пансиона, он откуда-то это прознал, хотя был на работе, и примчался. Умолял меня не уезжать, плакал, даже на колени встал — но я не поддалась, я-то знаю, что у него на уме. Я уехала, потому что боялась за свою жизнь. Пару раз он навещал меня здесь, но я строго запретила ему делать это, и он послушался. Но постоянно шлёт мне письма, открытки, цветы. Подарки. Мне это не нужно.