В последнее время я был в замешательстве, Глядя вслед ускользающей молодости. Словно солнце, ты согреваешь меня, ты делаешь меня моложе, Но иссушаешь, стоит мне приблизиться. Я буду на коленях возле тебя, когда окажусь сломлен.
Наконец-то он начал чувствовать боль. Рана нарывала, и казалось, мышцы спины разрывало на части. Накинув ремень на шею Тейлора Роурка, Хэл поднялся на ноги и поднял его вместе с собой. Тейлор захрипел. Он был высок, но всё же до пола не доставал, когда Хэл взвалил его себе на спину.
— Не трепыхайся, — сказал он ровно. — Тебе жить осталось очень мало. Просто помолись напоследок, вот и всё.
Тейлор задёргался, вывалив язык. Кадык его судорожно пытался проглотить слюну. Он молотил руками и ногами, пытался достать до человека, который ворвался в дом и на его глазах в одно мгновение убил Стейси-Энн — так просто! Тейлор не верил, что всё закончится для него именно сейчас. За что он делает это с ними?! Почему он их убивает?!
Нет, он не умрёт. Этого не может быть.
Подумай, что ты сможешь сделать. Подумай, как сумеешь выбраться. Подумай и сделай это! Ты — хозяин своей жизни. Ты сам — а не этот псих!
— Счастливого тебе Хэллоуина, — сказал Хэл, совершенно безразличный к тому, как Тейлор цеплялся за жизнь, и рванул ремень, пережав его под таким углом, что сломал ему шею.
Тейлор Роурк смолк и обмяк. В глазах его осталось только непонимание — как так? Он всегда был на первых ролях, он всегда был крутым парнем. Он не мог кончить так. А потом, испустив последний вздох — это сделал за него организм и скопившийся в лёгких воздух — замер.
Уже навсегда.
Хэл отпустил его, и Тейлор упал на ковёр, в осколки битого стекла от пивных бутылок. Сняв с его шеи ремень, Хэл тихо произнес:
— Восемь.
Он коснулся груди и слабо помассировал её, затем поморщился. Всё же подонок достал его. Пусть немного, но достал. Хэл шагнул в сторону коридора, желая всё же проверить, что там с сукой Милли — когда почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд — и посмотрел на лестницу, а затем замер.
За мгновение он забыл обо всём.
Там, вцепившись в перила, стояла Конни. Она была в чёрном: Хэл с трудом мог сказать, во что она одета. Он почти перестал видеть что-либо, кроме её лица. Всё, что мог — просто пересчитать про себя убитых, как это делал всегда, чтобы никого не упустить.
Чтобы нигде не подставиться.
Чтобы сбросить оцепенение, потому что теперь ему предстоит разобраться с ней.
Конни скользила взглядом по телам тех людей, которых хорошо знала. Внутри неё зародился огромный страх — такой, которого она прежде никогда не знала. Она не ожидала от себя таких эмоций.
Ребята жили, говорили, дышали ещё несколько минут назад. Она могла относиться к ним, как угодно. С кем-то враждовала, с кем-то дружила — но они были живы, а теперь, изувеченные, оказались мертвы. Так быстро, так внезапно! В то время, как она поднялась на второй этаж, выпила в ванной комнате таблетку аспирина, чтобы унять сильную головную боль, и прикрыла глаза, что-то случилось здесь, внизу — и она хорошо знала, что именно.
Пришёл Мистер Буги. И Хэл Оуэн, человек, которого она любила.
Его взгляд она не узнавала. Это были глаза чужие и жестокие, не те, которые она так хорошо изучила. В них не было ни капли милосердия. Ничего тёплого. Конни терзалась вопросом столько часов — как поведёт себя, когда увидит Хэла здесь? Что сделает, если он ворвётся в её дом и сотворит нечто столь ужасное?
Музыка гремела. Хэл подошёл к колонке, сделал её тише. Затем сделал шаг к Конни.
Он ничего не сказал, но по лицу понял, что произойдёт дальше, и рванул к ней прежде, чем она бросилась бежать наверх.
Он убил уже восьмерых. Девятой была Милли. А десятой станет она.
2
Дом бабушки Терезы Констанс действительно очень любила, но не настолько, чтобы смириться с тем, чтобы здесь умереть. Перепрыгивая через ступеньку, она забежала на второй этаж и потеряла пару секунд, в панике думая, куда бежать. Здесь было две спальни, ванная и люк, ведущий на чердак, куда соваться совершенно глупо — зачем заманивать себя в ловушку, откуда нет выхода?
«Остановись и попробуй сделать это. Поговори с ним» — шепнуло что-то внутри Конни, но она вспомнила страшные глаза Хэла, которые не выражали абсолютно ничего, кроме холода, и Стейси-Энн — она лежала со свёрнутой шеей на ковре у неё в гостиной. У неё, у Конни! Можно было сколь угодно долго рассуждать о том, что она сделала бы, до того, пока она лицом к лицу не столкнулась со смертью. Конни нырнула в спальню Милли и Сондре. Прежде она принадлежала бабушке.