Мистер Буги очевидно был простоват, если сравнивать его убийства с убийствами Мёртвой Головы или головореза из Города Ангелов, Барона Субботы, который терроризировал Калифорнию в начале девяностых. Но Мистер Буги действительно знал, куда бить: между собой копы из Нью-Джерси прозвали его Чистильщиком. Они даже не связывали отдельные случаи пропажи людей с его деятельностью.
Бугименом же его прозвали с лёгкой руки репортёров. Они прицепились к десятилетней Сесиль Уитакер, единственной выжившей в страшной резне в городе Смирна, и выпытали приметы маньяка, вломившегося в дом: высокий, огромный, со сверкающими белыми глазами. Очень страшный. Конечно, это нельзя было считать даже условным портретом, но немного художественной обработки и острого пера — и все ужасались жестокости ужасающего Мистера Буги, которого до сих пор не поймала полиция.
Год от года информация о нём то всплывала в газетах и сети, то терялась. Она утратила свою пикантность, потому что Мистер Буги и сам не стремился привлечь к себе чужое внимание. Спустя пару-тройку лет интервью выжившей Сесиль потерялось в череде других событий. Мистер Буги убивал, но не ради того, чтобы снискать славу и быть изловленным, как это делали некоторые другие маньяки. Громкое имя и свирепая репутация не вскружили ему голову. Он действовал тихо и осторожно, не оставлял улик, не появлялся в поле зрения копов раньше, чем на Хэллоуин, и никогда не орудовал в одних и тех же городах несколько лет кряду. Поймать его при таких условиях было почти невозможно. Люди в Смирне встречались с ним целых четырнадцать лет назад, и никто не знал, что он вернётся в этом году.
Никто, кроме Конни.
2
Рано утром на Хэллоуин она проснулась у себя в комнате удивительно спокойной. Оливия спала на другой половинке кровати, закутавшись в одеяло. После того, как уехал Ричи, не сказав ей ни слова, отрубил сотовую связь и не отвечал на сообщения, Ливи ощущала себя не в своей тарелке. Она знала, что Рич гулял от неё, но всё равно тяжело переживала расставание.
Она действительно любила его, и тут нельзя было ничего поделать.
Конни подумала, уж не приложил ли Хэл руку к пропаже Ричи, и тут же поморщилась. Ну, бред какой. Быть может, Рич уже оттягивается на другой вечеринке, или вернулся в кампус, или поехал к подружке, с которой изменял Оливии. Не во всех горестях этого мира виноват Хэл.
Конни тихо встала, обула домашние туфли, завязала лёгкий бежевый халат поверх пижамы в тон и спустилась в гостиную. За ночь чувство гнева притупилось. Конни много переживала и много плакала, и думала, что утром ей должно стать легче — но не стало.
На диване спал Чед. На подушках, сваленных на пол — Карл. Рядом с ними стояло несколько пустых пивных бутылок, а на журнальном столике — две полных. На экране телевизора горела синяя заставка: парни наверняка играли в приставку до утра и забыли вырубить её. Конни снова окинула взглядом гостиную, варварски украшенную к празднику, и, устало потерев рукой лоб, прошла в кухню за таблеткой тайленола. Голова раскалывалась от боли.
Всю ночь Конни проплакала, уткнувшись лицом в подушку и сжавшись в клубок под одеялом. В груди её будто пробили дыру, и боль из сердца распространялась по телу долгими, ноющими судорогами. Ломило руки и ноги, как при температуре. Гудела голова. Всё, чего хотела бы Конни — чтобы он был рядом, лёг сзади и обнял её. Он мог бы ничего не говорить и не объясняться. Он мог бы не просить прощения за то, что сотворил. В ту ночь она была уже и так готова простить ему всё. Даже убийства. Даже Милли.
Не в силах уснуть, Конни решилась сделать то, чего не делала очень давно — набрала номер отца просто так, но он, как всегда, не ответил. Тогда, наплакавшись вволю и обессилев, Конни уснула только под утро.
Но теперь, проснувшись, она вспомнила, что этим вечером увидит Хэла, и голова заныла ещё сильнее. В аптечке тайленола не оказалось. Конни устало опустилась за стол и прислонила ладонь ко лбу.
— Уже не спится? — хрипловато спросили её за спиной, и Конни, обернувшись, увидела Тейлора в спортивных серых штанах и майке с логотипом «The Creator».
«Этого ещё не хватало».
— Разболелась голова, — прохладно ответила она. — У тебя случайно не будет таблетки?
— Э-э-э, боюсь, что нет, — Тейлор с сочувствием развёл руками. — Но могу спросить у Милли, она тоже рано встала и принимает душ.
— Не нужно, спасибо, — Конни не сумела сдержать ехидства в голосе, — пожалуй, воздержусь и не буду беспокоить Милли. Раз уж она в душе.
«Надеюсь, она там утонет» — мрачно подумала Конни.
Тейлор запнулся и замолчал. Он прошёл к холодильнику, открыл дверцу и надолго всмотрелся в содержимое полок — неважное, к слову, поскольку ребята успели подъесть всё купленное. Конни хмуро сидела за столом, глядя в пустоту. Покосившись на неё, Тейлор взял ополовиненную бутылку молока и уточнил:
— Ты точно в порядке? Хочешь, выпьем кофе?
— Да, буду не против.
Он пошёл заправлять старую кофе-машину. Чёрные волосы, обычно собранные гелем, теперь были забавно растрёпаны. Тейлор выглядел растерянным и сонным, и Конни вдруг смягчилась, наблюдая за ним. Он пока что показался ей на удивление единственным здесь человеком, который не сделал ничего дурного.
— Ну? — спросила она, когда кофе был готов, и Тейлор поставил перед ней кружку, сев со своей напротив. — Какие планы на Хэллоуин?
— Мы же, вроде бы, собрались потусоваться на вечеринке, — растерянно сказал Тейлор и отпил кофе, ойкнув. — Горячий, вот чёрт… пей осторожнее.
— Спасибо. Да, собирались.
А он заботливый, этот Роурк, — подумалось Конни, хотя прежде ей долго казалось, что это не так. В колледже он был типичным «плохим парнем» и перебирал девчонок, как бусины на чётках; его брат, Чед, рассказывал Конни множество историй о Тейлоре, которые вызывали у Конни или насмешку, или пренебрежение. Но, узнав его чуть ближе, она подумала — он и вправду не такой грубиян, каким хочет казаться.
Почему в её жизни всё повернулось таким образом, что она не смогла влюбиться в Тейлора Роурка? Сейчас было бы проще простого спасти именно его жизнь, а она спасала другого человека.
Того, кого спасать было никак нельзя.
— Знаешь, вчера Милли рассказала, что ты была будто чем-то расстроена, — вдруг заметил Тейлор.
Взгляд Конни вновь ожесточился:
— Ей-то какая разница?
— Думаю, ей не всё равно, что с тобой происходит. И мне не всё равно.
Конни поджала губы:
— Слишком много заботы, Тей. Не стоит так много задумываться на этот счёт.
— Но я хочу задумываться, — заметил он и, протянув руку, положил её на запястье Конни.
— Тейлор, — она покачала головой. — Не нужно.
Тогда он убрал руку, отпив ещё кофе. Некоторое время они пробыли в тишине. На кухонных часа была половина восьмого, когда Тейлор вдруг сказал:
— Слушай, я давно хотел спросить у тебя, но всё никак не получалось.
Конни было не до того. Она грела ладони о кружку, вдыхая горький кофейный запах и пытаясь унять гулкое сердцебиение. В последний раз такую тревогу, такое томительное ожидание грядущей беды она ощущала только в больнице, когда её маму увезли на скорой помощи, а врачи не давали точного ответа, что с ней. Это уже после оказалось, что она умерла, не приходя в сознание, в машине. Но Конни помнила, как сильно и жарко кровь тогда расходилась по телу, а в глазах были тёмные вспышки, словно она долго смотрела на солнце. Сейчас было то же самое, и всё, что она ощущала — тревогу и страх, страх и тревогу. Но Тейлор этого не замечал. Он что-то спросил, Конни не расслышала, что именно — и переспросила:
— Прости, повтори ещё раз. — Потому что Тейлор выжидающе уставился на неё.
Он немного смутился и пригладил волосы, зачесав их назад:
— Ладно. Ладно… В общем, я подумал, что после вечеринки мы могли бы сходить куда-нибудь вместе просто так. Что скажешь?