— Решил, что справишься со мной вот так? — хмуро, но спокойно спросил он и покачал головой, чувствуя, что рубашка на спине становится странно мокрой. — Это тебе не кино, парень. А даже если и было бы, ты в нём — ни разу не главный герой.
Тейлор сплюнул сгусток крови и несколько сломанных зубов. Дёрнулся, чтобы проползти дальше, но Хэл, скривив рот, только сильнее вжал парня в пол.
— Пошёл ты.
За это он получил пинок по затылку. Боль была адской и пронзила весь череп.
— Надо было бить в основание шеи, — покачал головой Хэл. — Или в висок. Нужно было отвлечь меня, чтоб я обернулся, и разить в глаз — тогда я был бы уже труп. А теперь я для тебя — большая, большая проблема.
Он наклонился, присел на корточки, поморщился, подняв голову Тейлора за волосы. Затем небрежно отпустил.
— И это ты тот самый Тейлор Роурк, здешняя Хейли? Занятно.
Тейлор ничего не понял. Что за Хейли? Какая Хейли? О чём этот сумасшедший маньяк говорит? Но Хэл ничего не прояснял и не рассказывал. Он сюда пришёл не за этим. Так делают только в сопливых книжках про маньяков, которые начинают жаловаться на свою тяжёлую жизнь: в реальности этого не случается.
— Жизнь — жестокая сука, — сказал Хэл. — Если бьёт сразу насмерть, считай, тебе повезло. А чаще ранит смертельно, но не добивает.
Он бегло осмотрел гостиную, поглядел на мёртвую девчонку в костюме ведьмы, на Милли в коридоре — интересно, убил он её или только оглушил? Надо проверить, но скорее всего, убил, бросив бутылку с такой силой. Со сколькими вообще он расправился?
Подвыпивший хлюпик — Карл, кажется — это один: Хэл его ухлопал на кухне, приколов к стене ножом под подбородком, как дохлую бабочку. Парень почти даже не сопротивлялся. Он был слишком ошарашен случившимся.
Второго — его имени Хэл не знал, потому что это был кто-то новенький; кто-то, кого пригласили в последний момент — было посложнее завалить. Он сопротивлялся больше остальных и даже откинул Хэла к стене, а потом набросился сам и начал метелить, но удары уходили в молоко, и только пару раз он попал в скулу и в живот. Хэл сбросил его с себя, метнулся к столешнице и схватил из подставки нож для разделки мяса. Его всегда интересовало, зачем люди хранят в открытом доступе ножи — почему не прячут их в шкафчике? Неужели не боятся, что однажды холодная сталь может обернуться против них? Или просто не думают, что с ними может случиться что-то плохое?
В последнее время я был в замешательстве,Глядя вслед ускользающей молодости. Словно солнце, ты согреваешь меня, ты делаешь меня моложе,Но иссушаешь, стоит мне приблизиться.Я буду на коленях возле тебя, когда окажусь сломлен.
Наконец-то он начал чувствовать боль. Рана нарывала, и казалось, мышцы спины разрывало на части. Накинув ремень на шею Тейлора Роурка, Хэл поднялся на ноги и поднял его вместе с собой. Тейлор захрипел. Он был высок, но всё же до пола не доставал, когда Хэл взвалил его себе на спину.
— Не трепыхайся, — сказал он ровно. — Тебе жить осталось очень мало. Просто помолись напоследок, вот и всё.
Тейлор задёргался, вывалив язык. Кадык его судорожно пытался проглотить слюну. Он молотил руками и ногами, пытался достать до человека, который ворвался в дом и на его глазах в одно мгновение убил Стейси-Энн — так просто! Тейлор не верил, что всё закончится для него именно сейчас. За что он делает это с ними?! Почему он их убивает?!
Нет, он не умрёт. Этого не может быть.
Подумай, что ты сможешь сделать. Подумай, как сумеешь выбраться. Подумай и сделай это! Ты — хозяин своей жизни. Ты сам — а не этот псих!
— Счастливого тебе Хэллоуина, — сказал Хэл, совершенно безразличный к тому, как Тейлор цеплялся за жизнь, и рванул ремень, пережав его под таким углом, что сломал ему шею.
Тейлор Роурк смолк и обмяк. В глазах его осталось только непонимание — как так? Он всегда был на первых ролях, он всегда был крутым парнем. Он не мог кончить так. А потом, испустив последний вздох — это сделал за него организм и скопившийся в лёгких воздух — замер.
Уже навсегда.
Хэл отпустил его, и Тейлор упал на ковёр, в осколки битого стекла от пивных бутылок. Сняв с его шеи ремень, Хэл тихо произнес:
— Восемь.
Он коснулся груди и слабо помассировал её, затем поморщился. Всё же подонок достал его. Пусть немного, но достал. Хэл шагнул в сторону коридора, желая всё же проверить, что там с сукой Милли — когда почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд — и посмотрел на лестницу, а затем замер.
За мгновение он забыл обо всём.
Там, вцепившись в перила, стояла Конни. Она была в чёрном: Хэл с трудом мог сказать, во что она одета. Он почти перестал видеть что-либо, кроме её лица. Всё, что мог — просто пересчитать про себя убитых, как это делал всегда, чтобы никого не упустить.
Чтобы нигде не подставиться.
Чтобы сбросить оцепенение, потому что теперь ему предстоит разобраться с ней.
Конни скользила взглядом по телам тех людей, которых хорошо знала. Внутри неё зародился огромный страх — такой, которого она прежде никогда не знала. Она не ожидала от себя таких эмоций.
Ребята жили, говорили, дышали ещё несколько минут назад. Она могла относиться к ним, как угодно. С кем-то враждовала, с кем-то дружила — но они были живы, а теперь, изувеченные, оказались мертвы. Так быстро, так внезапно! В то время, как она поднялась на второй этаж, выпила в ванной комнате таблетку аспирина, чтобы унять сильную головную боль, и прикрыла глаза, что-то случилось здесь, внизу — и она хорошо знала, что именно.
Пришёл Мистер Буги. И Хэл Оуэн, человек, которого она любила.
Его взгляд она не узнавала. Это были глаза чужие и жестокие, не те, которые она так хорошо изучила. В них не было ни капли милосердия. Ничего тёплого. Конни терзалась вопросом столько часов — как поведёт себя, когда увидит Хэла здесь? Что сделает, если он ворвётся в её дом и сотворит нечто столь ужасное?
Музыка гремела. Хэл подошёл к колонке, сделал её тише. Затем сделал шаг к Конни.
Он ничего не сказал, но по лицу понял, что произойдёт дальше, и рванул к ней прежде, чем она бросилась бежать наверх.
Он убил уже восьмерых. Девятой была Милли. А десятой станет она.
2
Дом бабушки Терезы Констанс действительно очень любила, но не настолько, чтобы смириться с тем, чтобы здесь умереть. Перепрыгивая через ступеньку, она забежала на второй этаж и потеряла пару секунд, в панике думая, куда бежать. Здесь было две спальни, ванная и люк, ведущий на чердак, куда соваться совершенно глупо — зачем заманивать себя в ловушку, откуда нет выхода?
«Остановись и попробуй сделать это. Поговори с ним» — шепнуло что-то внутри Конни, но она вспомнила страшные глаза Хэла, которые не выражали абсолютно ничего, кроме холода, и Стейси-Энн — она лежала со свёрнутой шеей на ковре у неё в гостиной. У неё, у Конни! Можно было сколь угодно долго рассуждать о том, что она сделала бы, до того, пока она лицом к лицу не столкнулась со смертью. Конни нырнула в спальню Милли и Сондре. Прежде она принадлежала бабушке.
«Где они? — лихорадочно подумала Конни, заперев дверь на защёлку и отступив к кровати. — Неужели он убил и их?».
Пока она увидела только тела Тейлора и Стейси, и ей хватило этого, чтобы понять одно: она может присоединиться к ним, притом очень скоро.
«Ты же так хотела потолковать с ним по душам» — продолжил внутренний голосок не без ехидства.
Похоже, скорее он сам потолкует с ней.
— Конни, — услышала она его голос и сжалась, спрятавшись за кровать.
Боже, куда бежать? Может, выбраться через окно? Она осторожно подошла к нему и потянула старую раму наверх, но та поддалась не сразу, и Констанс только занозила пальцы.
— Конни, — голос всё приближался. — Выходи. Пожалуйста.
Он, конечно, прекрасно знал, где она прячется. Остановившись напротив единственной запертой двери, Хэл продолжил:
— Ты что, полагаешь, я могу сделать тебе плохо, тыковка?