— Но все же почему ты так уверен, что Кедров и есть Хозяин? Такой классный мужик, пожалуй, единственный из всего поселка, за исключением отца Георгия, с кем можно было по душам поговорить…
— Да потому что он на роль Хозяина вписывается просто идеально. Во-первых, он в поселке уже довольно давно осел, значит, окрестности хорошо изучил, да и с народом местным общий язык нашел. Во-вторых, живет бобылем, хоть сам по себе мужик видный, интересный. Вдов по домам хватает, наверняка не одна на него глаз положила. Но нет же: человек упорно предпочитает одиночество. Почему? А все для того, чтобы никто не мог его контролировать. В-третьих, помнишь, как шкура Твари изготовлена? Качественно и с выдумкой. Морда из дерева вырезана, в глазах светодиоды горят, мех так сшит, что ни единого шва снаружи не видно. А кто у нас в поселке на все руки умелец? И резчик умелый, и портной в одном лице?
— Учитель…
— То-то и оно! Прибавь к этому: несмотря на то что поселок, по слухам, вот-вот закроют, он на Большую землю не торопится. И это с его-то умом и способностями! Снова вопрос: что же такого он нашел для себя в этом затерянном селении, что ни за какие коврижки не хочет отсюда уезжать? Смотается летом на пару недель в неизвестном направлении и снова обратно тащится. Медом ему, что ли, тут намазано? Он ведь среди всех прочих жителей торчит, как самоцвет в породе. Самогоном брезгует, на рыбалку не ходит, с бабами не живет. Он чужероден для этого поселка, понимаешь?
— В таком случае могу назвать как минимум еще одну чужеродную поселку личность.
— Если ты про батюшку, Стас, то не стоит. Да, он тоже, как и Кедров, умный и начитанный человек, не замеченный в злоупотреблении спиртным. Но на этом все их сходство и заканчивается. Батюшка здесь служит, выполняя некий моральный долг. И я более чем уверен, что если высокое церковное начальство завтра прикажет ему переезжать, сделает это без особых сожалений.
— А как же церковь? Он же ее собственными руками реставрировал!
— Церковь церковью, но главное — это не здание, а приход, те самые обычные люди с их страхами и проблемами. Если поселок закроют, батюшка здесь станет никому не нужен. А такими подвижниками, как он, не размениваются, это факт. Значит, придет ему новое назначение, упакует он вещички, прихватит дьячка своего вредного и отбудет.
— Хорошо, а почему ты, признавая наличие некого морального долга у батюшки, отказываешь в том же праве Кедрову? Он ведь тоже своего рода подвижник, торчит тут в глухомани, детей учит. И никаких особых благ за это не имеет, между прочим.
— Да потому что разучился я в человеческую бескорыстность верить! Этого достаточно? Или ты на защиту Кедрова стать решил?
— Лех, не ори! Я просто пытаюсь разобраться во всем максимально беспристрастно. Да, ты прав: в свете последних событий его жизнь в поселке выглядит несколько странно. Но ничего особо криминального в том, что умный и не старый еще мужик добровольно торчит в такой глухомани, нет. А раз так, мы не можем ему ничего предъявить. И если он на нашу провокацию не поддастся…
— Значит, проколов быть не должно! — перебил меня Лешка. — У нас будет только одна попытка, и мы должны воспользоваться ею на все сто!
— Но позволь, а тебя не смущает то, что хитрый и коварный злоумышленник так глупо подставился, держа на столе книгу, из которой он черпал идеи для своих преступлений? Ведь мы ее видели, ученики его видели, может, еще кто из поселка заходил…
— Совершенно не смущает! Кто мы для него? Тупые служаки, которые только и знают, что под козырек отдавать да строем ходить. Чего перед нами таиться? Мы ж, кроме Устава, других книжек в жизни не читали! А на остальных он тем более с высокой колокольни чихать хотел! Вряд ли кто-то из поселка хоть раз в жизни вообще слышал, что жил на свете такой писатель — Шарль Де Костер.
— А батюшка?
— А с батюшкой учитель не общается. Вернее, общается лишь постольку поскольку и в гости к себе зазывать не торопится. Но даже если такой казус и случится, ему бояться нечего. История Рыбника в книге преподносится, что называется, между прочим, а уж про то, как он в оборотни подался, рассказа страниц десять от силы, не больше.
— Но если Кедров действительно преступник, а «Тиль Уленшпигель» послужил ему образцом, то зачем же ему вновь и вновь пролистывать одно и то же?
— А вот на этот вопрос я тебе не отвечу! Захочешь — попытай по приезде наших психоаналитиков, авось они тебе чего-нибудь умное скажут. Может быть, история Рыбника для него чем-то вроде справочника стала. Или он чтением себе нервы успокаивал — чем не вариант? Давай лучше обмозгуем, на какой кривой козе к нему подъехать? В поселке в курсе, что мы главаря так и не взяли?