– Да пошли вы… – Едва сдержав готовое сорваться с губ ругательство, Глеб повернулся и, пошатываясь, направился к костелу.
«Куда Гаврилкин смотрит? – раздраженно думал он, с трудом подавляя подступившую к горлу тошноту. – Ведь комендантский час никто не отменял, а тут в самом центре, на виду у всех пьянствуют какие-то уроды. И ни одного патруля поблизости нет».
– Стой! Руки вверх! – От резкого окрика Глеб вздрогнул и выронил кол.
От стены костела отделились три темные фигуры. В глаза ударил луч мощного фонаря.
– Это вы, товарищ политрук? Что с вами? Вам плохо? Это я, сержант Лисичкин. Узнали? – Сержант направил фонарь себе на лицо. – Может, проводить вас домой?
– Сам как-нибудь доберусь. А ты, сержант, лучше займись своим делом. Вон на площади какие-то забулдыги пьянствуют, а вы тут прохлаждаетесь.
– На площади? – удивился сержант, коротко кивнув стоящим за спиной Глеба солдатам, бросившимся выполнять приказание. – Да ведь мы проходили там только что. И не заметили ничего подозрительного.
– Ты что, Лисичкин, принимаешь меня за сумасшедшего?
– Никак нет, товарищ лейтенант, – вытянувшись по стойке смирно, отчеканил сержант. – Сейчас мои парни задержат этих алкашей. Пойдемте, посмотрим, кого там черти принесли.
Повернув за угол, они лицом к лицу столкнулись с возвращающимися солдатами.
– Товарищ лейтенант! – вскинул руку к ушанке тот, что был повыше ростом. – По вашему приказанию…
– Короче, рядовой! – недовольно поморщился Глеб.
– Мы осмотрели площадь, – несколько смутившись, произнес парень, – и не обнаружили ничего подозрительного. Только трупы бандеровцев, которые вчера для опознания выложили. А больше никого. И следов никаких, кроме ваших, там нет.
С некоторым удивлением Глеб огляделся. С неба, затянутого низкими светло-серыми тучами, срывались редкие снежинки, успевшие тонким слоем покрыть мерзлую землю, на которой темнели следы сапог.
«Может, действительно померещилось?» – подумал он, поднимая кол.
– Товарищ политрук, – неуверенно произнес сержант, – разрешите, мы вас проводим до дома? Время позднее, а в окрестных лесах полно бандитов.
«И этот меня тоже трусом считает, – с огорчением понял Глеб и, попытавшись придать голосу уверенность, отрубил: – Выполняйте свою задачу! Я советский офицер, и мне не пристало ходить по своей земле с охраной!»
Резко повернувшись через левое плечо, он решительно шагнул вперед, чувствуя спиной удивленные взгляды красноармейцев.
«Ну вот, почти добрался. – Политрук остановился посреди гравийной дороги, пересекающей заметенное снегом поле, в конце которого темнела дубовая роща. – До кладбища отсюда не более километра. – Он полной грудью вдохнул свежий морозный воздух, чувствуя себя почти трезвым. – Сейчас перекурю, сделаю свое дело – и быстренько домой. Может, еще удастся покемарить часок-другой».
Зажав кол под мышкой, Глеб достал из кармана папиросу. Сделав несколько глубоких затяжек, он чертыхнулся, возмущаясь дерьмовым качеством табака, и с удивлением огляделся вокруг. Ему неожиданно показалось, что стало светлее. Все окружающее выглядело теперь четче и контрастнее, как будто исчезла пелена перед глазами. Он тряхнул головой и бодрым шагом двинулся вперед.
«Это еще что такое? – удивился Глеб, неожиданно заметив уныло бредущую навстречу фигуру. – Похоже, кто-то из наших. И к тому же изрядно навеселе. Наверное, возвращается от бабы после весело проведенной ночки. Однако в той стороне нет никаких населенных пунктов. Только кладбище».
Внезапно Глеб почувствовал холод под ложечкой.
– Чушь какая! – усмехнулся он, пытаясь побороть страх. – Покойники по дорогам ночами не разгуливают!
Собрав в кулак всю свою волю, он сделал шаг вперед, оказавшись лицом к лицу с солдатом, одетым в старенькую полевую форму.
– Стой! Ты что, так наклюкался, что ничего не видишь дальше своего носа? Или забыл, как нужно отвечать, когда к тебе обращается старший по званию?!
– А… это вы, товарищ политрук, – тихо произнес солдат, и в его лишенном интонаций голосе Глеб не уловил ни удивления, ни испуга.
– Какого лешего ты тут шляешься?
– Да вот, ходил на кладбище, посмотреть на свою могилку.
– Ты что мне голову морочишь! Как фамилия?
– Котов. Рядовой Котов из третьего взвода.
– Ты что, издеваешься?! Котов вчера погиб!
– Ну да, конечно, погиб. А если бы я был живым, зачем мне могилка?
– Да ты пьян в дымину! – Глеб едва не задохнулся от возмущения. – Иди в казарму, проспись, а утром ты у меня за свои глупые шутки получишь на всю катушку!
Ничего не ответив, солдат медленно побрел в сторону города.
Выбросив окурок, Глеб оглянулся. Дорога была пуста.
– Господи! – прошептал политрук, холодея от ужаса. – Я схожу с ума. Или уже сошел. Сначала принял мертвых бандеровцев за пьяных, теперь вот померещился Котов. А померещился ли? Ведь вот он только что тут стоял, рядышком. Неужели привиделось? А может, и правда вернуться, пока не поздно?
Схватив кол, как копье, он быстрым шагом пошел назад.
«Что я делаю? Ведь мне нужно на кладбище, – с удивлением подумал политрук, внезапно остановившись возле крайних домов. – Ах ну да, я хотел догнать этого солдата. Зачем? А может, это был и не солдат? Тогда кто – покойник, что ли? Куда же он запропастился? Ведь едва волочил ноги».
Глеб прислушался. Вокруг стояла мертвая тишина, которую время от времени нарушал доносящийся издалека тоскливый собачий вой.
«Наверное, действительно мне все это почудилось с пьяных глаз», – подумал он, решительно направляясь к конечной цели своего маршрута.
– Куда торопишься? – остановил Глеба знакомый голос, донесшийся от распахнутых ржавых ворот. – Присядь, расскажи, что там у вас новенького? А то мне тут одному так скучно.
От неожиданности Глеб вздрогнул и замер.
– А, это ты, Андрей? – спросил он внезапно охрипшим голосом, разглядев на скамейке возле сложенной из позеленевших от времени камней кладбищенской ограды сгорбленную фигуру.
– Я. Кому же еще? Да ты меня, Глеб, не бойся, я не кусаюсь. Присядь на минутку, отдохни. – Воронов смел снег с лавочки. – Тебе спешить не стоит.
– Это тебе уже торопиться некуда! – окрысился Глеб. – А я собираюсь домой вернуться пораньше, чтобы успеть поспать.
– Эх, политрук! – тяжело вздохнул его собеседник. – А ты совсем не изменился со времени нашей последней встречи. Такой же самоуверенный. И даже не пытаешься проанализировать происходящее.
– А что происходит? – Глеб с некоторым интересом взглянул на бывшего сослуживца.
– Скажи, а почему ты считаешь, что вернешься?
– А как же иначе? Что со мною может случиться? Мертвяки съедят, что ли? – улыбнулся Глеб, чувствуя, что начинает успокаиваться. – Или Вурдалак кровь высосет? Так у меня для него припасен осиновый кол, а если даже он не поможет, есть еще топор и табельное оружие. Полагаю, справлюсь как-нибудь. Почему это ты думаешь, что я тут останусь навсегда?
– Я не думаю, я знаю, – грустно улыбнулся Андрей. – А кол твой, кстати, не осиновый, а дубовый. Впрочем, это не имеет никакого значения. Этого выродка Вурдалаком народ прозвал не за то, что он пил человеческую кровь, а за его изощренную жестокость. Нет, политрук, тебя ни он, ни другие покойники не тронут. Они зла причинить уже никому не могут.
Ты сам себя погубишь. Умрешь от страха. Ведь ты, Глеб, в душе трус и боишься в этом признаться даже самому себе. А трусам на кладбище по ночам ходить не рекомендуется. К тому же ты в Бога не веришь, следовательно, тебе вроде и не пристало к нему за помощью обращаться. А тебе здесь никто не поможет, кроме него.
– Злорадствуешь? Собираешься отомстить за тот случай? Так вот знай, ничего со мной не произойдет! Назло тебе вернусь целым и невредимым, именно потому, что не верю ни в Бога, ни во всякую нечисть вроде тебя! – Политрук закурил, без особого удивления взглянул на пустую, заметенную снегом скамейку и уверенно направился к воротам.