Автоматные очереди как-то внезапно затихли, хлопнул одиночный винтовочный выстрел. У нас винтовок не было, значит… значит, все. Как минимум, минус один. А судя по наступившей тишине, упавшей на глухие еще после падения и взрывов уши, скорее всего, минус все. Включая меня.
Боли я не чувствовала никакой, только сердце билось в груди как ненормальное, да руки и ноги била дрожь, которую никак не получалось прекратить. Шоковое состояние, слишком много адреналина в крови.
Где-то из-за головы послышались приближающиеся шаги. В голове все еще стоял звон, повернуть ее не получалось, так что оставалось только слушать. Человека два, максимум три. Шагают уверенно, ничего не опасаются. О чем-то коротко переговариваются — язык не разобрать. Потом уже под самым ухом заскрипел щебень и стало понятно — все, пришли.
— Ты гляди, что у нас тут образовалось, — порадовался кто-то. Я все еще видела плохо, белое небо из-за дырявой крыши слепило и забивало весь обзор, поэтому только самым краем глаза отметила черный смазанный силуэт где-то на периферии. — Девчонка!
— Бывает, — согласился второй голос. — Сепары сейчас всех гребут, людей у них мало. Но у нас нет половой дискриминации по этому вопросу. Девчонка или нет — застигнута с оружием в руках, значит, террорист и бандит, и подлежит ликвидации.
Лязгнул затвор.
— А может, оставим? — предложил, странно растягивая слова, третий голос. — Выбраться она отсюда навряд ли сможет. Пускай полежит… подумает о своем нехорошем поведении. Денька два.
Я почти не слушала. Шум в ушах не прекращался, и я понимала, что это такое — признаки начинающегося гидростатического отека легких. Он образуется даже без механического повреждения грудной клетки, просто за счет постоянной неослабевающей нагрузки, например, бетонной плиты на груди. Отток артериальной крови из легких постепенно слабеет, в то время, как приток остается на прежнем уровне, и в результате легкие буквально набухают кровью, вытесняя весь воздух. Такими темпами, думаю, у меня есть еще минут двадцать-тридцать, а потом у меня остановится дыхание, изо рта пойдет густая красная пена, и я умру.
Так что меры пресечения, которые выбирали уроды, меня, честно сказать, уже мало волновали.
Обладатель второго голоса — командир, надо полагать — некоторое время молчал. Взвешивал варианты, наверное.
— Нет, — решил наконец он. — Мы ж не звери какие. Все по закону должно быть, по правилам.
Он подумал еще немного.
— По-европейски.
В голове начинали путаться мысли. Почему так и не вышла на связь группа поддержки? Зачем Вадим послушался меня, мы же не должны были даже заходить? На базу сегодня должны были горючку подвезти, запустить дизель-генератор и нагреть воды на весь личный состав, баню обещали, а я тут лежу и умираю, черт, как не вовремя получилось…
Я истерически хихикнула. Хотя бы родителям не придется страдать, когда им скажут о последнем героическом бое их любимой Машки. Потому что нет у меня родителей. Кончились в тот самый день, когда какой-то уродский оператор «градов» решил выпустить свой пакет по частному сектору, по аккуратным рядам заросших деревьями кварталов.
— Веселая, — одобрительно заметили сбоку. — Люблю, когда веселые. Уходить из жизни надо легко, без сожаления.
Широкий, темный силуэт заслонил все.
— Давай, дивчинка, — спокойно сказал голос. — Война идет, сама понимать должна.
И как уже все поздно, и как уже все неважно, и как хочется жить, мама, мамочка, как же хочется жить…
Он выстрелил мне в сердце.
***
В общем-то, сразу было понятно, что интеллектуальные умозаключения — это не совсем мое. Даже увидев как минимум двух загипнотизированных человек, послушно исполняющих чужие приказы, я не смогла сделать следующий шаг и предположить, что Руди сможет заворожить и меня тоже. Ну, да, я вампир и, по идее, неважно поддаюсь стандартному гипнозу, но ведь и Руди тоже противник, мягко говоря, нестандартный.
Короче говоря, я затупила. За что и расплачивалась теперь.