Артур по-прежнему подозрительно изучал свой стакан.
— И что же, — вздохнул он. — Это мне вот это пить, что ли?
— Можешь пить, — предложил рыжий. — Можешь в задницу заливать, мне по барабану, если честно.
— Все-все-все, — Кристина ловко обняла уже изготовившегося было к прыжку Артура. — Огромное спасибо за бесплатные напитки, мы уже уходим.
«Эвон как они сдружились. А мне тут с кем обниматься теперь?»
Хм.
— Я помогу? — возникшая из ниоткуда Влада взяла у меня из рук стакан и спокойно, покачивая всем тем, что у девушек покачивается обычно, отправилась на свое место.
Куда-то я не туда смотрю. И думаю — не туда и не о том.
Но пить все равно хочется, этого не отнимешь.
***
На вкус кровь, как ни странно, напоминала кисель — кисловато-соленая, густая, вяжущая рот. Пить ее было не противно, особенно если не акцентировать внимание на том, что именно в данный момент стекает у тебя в желудок. А вот потом началось что-то непонятное.
Как бы это объяснить? Ну вот, если помните, был такой фильм «Макс Пейн», где уже ближе к концу герой Уолберга приседал все-таки на супер-наркотик, за которым бегал все полтора часа до этого. Потом начинался приход — когда снежинки в небе превращались в оранжевые искры, а под облаками начинали парить страшные как смерть валькирии. Ну, и плюс к Максу приходило нечеловеческое здоровье и реакция, практически как у упомянутых крылатых бестий. Вот что-то отчасти похожее произошло и с нами. Казалось, сама реальность вокруг нас мерно пульсировала, стены были, такое впечатление, полупрозрачными, воздух выглядел как крупнозернистая пленка, а в ушах шептали что-то неразборчивые голоса. Судя по всему, это вирус у нас в головах радовался нежданно подкатившим на переработку красным кровяным тельцам.
То есть, получалось, мы кайфовали от продуктов жизнедеятельности собственного мозгового паразита? Как-то невесело получалось, если смотреть на это с такой стороны. Поэтому я и не стала смотреть.
Некоторое время мы просто шатались по базе, беспричинно хихикая и уворачиваясь временами от летающих над головами безглазых теней. Потом кто-то — может, и я — сообразил, что куда разумнее проводить это веселое состояние не на режимном объекте, а где-нибудь в городе, поэтому мы взяли себя в руки, переоделись в гражданское, и отправились в центр Лондона.
Там тоже было интересно. В воздухе больше никто не носился, но в голове все равно стоял гул, словно кто-то тягучим хором пел на одной ноте. Цвета были слишком яркими, краски буквально бросались в глаза со стен. А люди — нет, люди были просто едва видными призраками на фоне всего этого ярмарочного великолепия. Не заслуживающими и не привлекающими внимания.
Это все очень легко было увидеть, но сложно теперь описать, и даже примеры из фильма не особо помогали. Хотя… банально, но вспомните «Интервью с вампиром», когда герой Брэда Питта, уже обратившись, осматривал сад своим новым зрением. Помните? «Казалось, статуя пошевелилась, но нет. Мир изменился, и все же оставался прежним. Я был новорожденным вампиром, сквозь слезы взирающим на красоту ночи». Это куда точнее, и тем не менее бесконечно далеко от того, что видели вокруг мы.
Это было как далекие вечные горы на закате, как блуждающие огоньки в лесной чаще, как темное холодное озеро со спящими под тонкой ледяной поверхностью водяными и чертями, как метеоритный дождь в открытом космосе, как неподвижное небо с замершими в северном сиянии прекрасными снежинками. Бессмертное и прекрасное, живое, пульсирующее и бесконечно мудрое. Мы смеялись и описывали друг другу то, что видим, и тут же забывали о сказанном. Мы не видели окружающего мира, и одновременно замечали в нем все, глядя куда глубже, чем было доступно другим.
— А идемте на «Фабрику»? — предложила внезапно Кристина в один из тех моментов, когда нас немного отпустило.
— Какую еще фабрику? — лениво поинтересовался Артур. Его рука уверенно лежала на талии Кристины, а другую он безуспешно пытался забросить мне на плечо.
— Ну, «Фабрик» — это клуб тут неподалеку, на Чартерхаус-стрит, от Музея через Ротонду — и сразу туда. Классное место, я там один раз была… по работе.