Через нос Шаэ шел тоненький след от царапины.
Как и через внушительный шнобель ее учителя.
— Что-то не так? — догадливо поинтересовалась принцесса.
— Откуда у тебя… у вас обоих?.. — я с идиотским видом коснулся своего носа.
— А… это… — Шаэ поморщилась, закрыв ладонью половину лица. Я нервно сглотнул, впервые так близко увидев пульсирующие стремящейся вырваться магией кончики ее пальцев.
— Это неизбежные последствия преступной беспечности работников, обслуживающих дворцовые ловушки, — с пол-оборота завелся наставник. — Такие сложные и требовательные агрегаты с вселившейся в них душой необходимо обследовать каждый месяц, чтобы не упустить тот момент, когда душа пожелает освободиться, в противном случае…
— Короче, одушевленная ловушка у входа сработала несмотря на то, что я ее обезвредила, — косо взглянув на старика, перебила Шаэтиль. — Хорошо хоть промазала. А что?
Дедуля возмущенно поджал губы.
— Ничего, — бодро соврал я. — Просто думал, что на тебе все это должно заживать практически мгновенно. А где Рау?
— В посольстве Аррио, — ответила принцесса. — Очередная пограничная стычка, наши контрабандисты и впрямь совесть потеряли, а расхлебывать ему, — отчего-то грустно закончила Шаэ, опустив серовато-белые глаза.
Она ведь скучает, внезапно понял я. Просто по-детски скучает по старшему брату, пожалуй, единственному, кого можно назвать другом, с кем можно действительно почувствовать себя в безопасности, уткнувшись в теплое плечо; кому можно довериться, не опасаясь получить кинжал в оставшуюся открытой спину — Эйлэнну и впрямь не больно-то ценили… А Рау видел ее такой вьюжной и прекрасной потому, что так же беззаветно, по-братски любил.
— Он тебе срочно нужен? — посветлевшее лицо, лучик надежды в глазах, не имеющих своего собственного цвета. Даже завидно стало. Особенно когда снова вспомнил о заботливо подогретом яде, преподнесенном любимой женщиной — когда-то давно, в другой жизни…
— В принципе, нет, — с мстительностью по-черному обзавидовавшегося человека заявил я. — Мне нужен кто-нибудь, кто хорошо знал Даргила.
— Ну… — принцесса немного смутилась. — Могу причислить себя к этой категории, надеюсь.
Перед внутренним взглядом вдруг мелькнула непонятно откуда взявшаяся картинка: вьюжноглазая Шаэтиль, восседающая на отцовском троне — и перед ней, покорно склонив светловолосую голову, стоит на одном колене Даргил, живой, напряженный, благоговейный…
— Кого он мог назвать «дружище»? — в лоб спросил я.
— Да кого угодно, — подтвердила было мои худшие опасения Эльданна, недоуменно пожав плечами. А потом нахмурилась. — Хотя нет, постой-ка… он так называл своего отца, Хигиля и Рау.
— Хигиля, — обреченно повторил я. А мне уж показалось, что история хоть маленько упростилась… — Вы не знаете, занимался ли прежний Эданна разработкой заклинаний? — обратился я к наставнику: что-то в его виде явственно говорило, что он еще Владыку обучал, не говоря уж о его детях.
— Само собой! — старик выглядел искренне оскорбленным. — Разработкой заклинаний занимается любой уважающий себя маг! Это благородное искусство, способствующее развитию творческого подхода и фантазии, естественно, будущий Владыка Хеллы был просто обязан изучать его.
— Вот демон, — устало ругнулся я. — Ладно, а если я скажу, что Даргил знал, кто превращается в «нелюдь»? — рискнул я, вцепившись в принцессу изучающим взглядом.
Но в первое мгновение на ее лице отразилась всего лишь искренняя растерянность, а не страх, а потом — вежливое, внимательное равнодушие. Мол, и чего теперь? Из пепла его все равно не поднимешь, и призрака уже не вызвать — дух упокоился еще при сожжении, когда понял, что возвращаться больше некуда, да и незачем.
— Ясно, — не дожидаясь ответа, обреченно вздохнул я. — Похоже, единственный реальный шанс поймать «нелюдь» — прибить ее, пока она в измененном облике… — я уже собрался распрощаться и смыться работать живцом, когда спохватился: — Кстати, ты не знаешь, что за особые свойства проявляет дерево покинутых в зимний период?
— Помимо того, что невозможно сразу определить, ядовит его сок или нет? — ничуть не удивившись, уточнила Шаэ. — Ну, разве что… если его соком не отравиться, то где-то через день-два появляется неудержимое желание справиться со всем и вся и — на краткое время — способность чувствовать чужую ложь, не читая мыслей. Действие сначала усиливается в течение примерно суток, потом ослабевает и, наконец, прекращается, — отчиталась она и вопросительно покосилась на наставника. Тот согласно кивнул, не забыв нацепить недовольную гримасу — видимо, что-то принцесса все-таки забыла сказать.