За пять дней Дэниел смог самую малость разобраться в себе. Он вспомнил, что фразу про ад слышал в ночь начала апокалипсиса. «Увидимся в Аду, мистер Каннингем!» — сказал незнакомец в баре. Припомнив детали той ночи до поездки домой, мужчина осознал — именно там пролегла черта, после которой не только мертвецы вернулись с того света, но и сам Дэн начал сходить с ума. Все из-за брелока — за барной стойкой он, ища потерянный телефон в карманах, вытаскивал брелок с белкой, а заводил свой автомобиль на парковке ключами с брелоком-динозавром. Дальше все вполне логически покатилось в преисподнюю, ведь или Дэниел настолько резко начал терять рассудок, или его перенесло в параллельную реальность. Ту самую, где была третья мировая, где Хиллари стала президентом, а его собственную дочь назвали отвратительным именем Карен. Хватило Каннингему сообразительности понять, что именно тот загадочный старик как-то повинен в переносе Дэна между реальностями, и, чтобы вернуться назад, нужно встретиться с ним в некоем Аду. Вполне возможно, это реальное место, а не метафора. Но, естественно, мужчина понятия не имел где этот ад искать.
Абсолютно все умозаключения Каннингем держал при себе, ведь по опыту понял, что делиться ими с кем-либо занятие неблагодарное и лишнее. Дэн изо всех сил старался быть хорошим отцом девочке, которую мысленно и вслух всё равно продолжал называть Кора, а также не прекращал считать её своей дочерью. Пытался быть полезным группе, за будущее каждого из членов коллектива искренне беспокоился и стремился со всеми установить дружеские отношения. Сомнения Дэниела подсказывали ему, что, может, нет никакого параллельного мира, а реальная причина исчезновения воспоминаний более тривиальная. Но даже если Каннингему придется уйти из жизни в компании этих людей, мужчина был к этому готов. Потому это хорошие люди, все до единого. Дэну впервые за долгое время не нужно идти на сделку с совестью, чтобы спокойно и полностью доверять кому-то, и он этим наслаждался.
К завершению первой недели проживания внутри больницы Маршалл все же решил проверить обстановку в городе. Нет, полноценную вылазку за продуктами он делать не хотел. Всего лишь новая разведка, взять в которую он мог, естественно, одного Дэна. Когда Эндрю сообщил об этом группе, Скарлетт наконец-то высказала свое недовольство вслух:
— Что за привилегии, капитан? Может, хватит выделять Дэна на фоне остальных? — Женщина встала со стула, сделала несколько шагов к окну, но вернулась назад и продолжила: — Моя рука почти зажила, да и Лорэйн вполне может драться и убивать зараженных. Почему всегда только Каннингем?
— Отставить эмоции, солдат, — полушутя приказал Эндрю, удивленный бурной реакцией молчаливой Скарлетт. — Лорэйн плоха в ближнем бою. Ты топор из рук роняла только при мне два раза, и это нормально — рука после огнестрела за неделю не заживает. Что за истерики, Скарлетт? К чему претензии?
— Это не истерики и не претензии, — сдержанно, но с плохо скрываемой в голосе обидой ответила женщина. — Я всего лишь требую одинакового отношения.
— Ты шутишь, наверно? Если да, то прекращай — у меня сердце больное, погубишь старика такими шутками. Я что к тебе, что к Дэну одинаково отношусь. Твоя рука заживет нормально, и мы еще повоюем все вместе, солдат. Выше нос! Нам не к чему обижаться и ссориться — мы на одной стороне, и Дэн в том числе.
Конфликт не был до конца исчерпан. Скарлетт продолжала стоять, отвернувшись лицом к окну, и не произнесла ни слова перед уходом Маршалла и Каннингема. Сильный осадок от неприятного разговора остался в Дэниеле, он чувствовал свою вину за ссору. Будто стал помехой в отношениях между старым воякой и не менее боевой, но скрытной дамой. Но если Маршалл держал молодую женщину на расстоянии вытянутой руки, не проявлял никаких вольностей в ее сторону ни словом, ни жестом, то Скарлетт вела себя иначе.
Невозможно было не заметить, как она пытается понравиться командиру не как подчиненная начальнику, а как женщина мужчине. Хотя способы она для этого выбирала достаточно экстравагантные: хваталась больной рукой за топор, чтобы пойти первой рубить зараженных во время зачистки больницы, пыталась выйти на первую линию атаки, тем самым только мешая Эндрю совершать точные удары, рвалась в разведку. Злился ли он на нее за это? Нет, но продолжал учить и объяснять, почему так делать не нужно, чем это опасно. Прямо как отец маленькому ребенку, ну или как опытный командир салаге-новобранцу перед важным сражением, где стоит на кону жизнь этого самого новобранца.