А сдоба была хороша… без маслица, конечно, но мягкая, пышная, щедро сдобренная изюмом.
Лихослав наблюдал за Евдокией со странным выражением лица, которое можно было бы интерпретировать, пожалуй, как сочувственное. Вытащив серебряную фляжку, он протянул ее Евдокие.
- Спасибо, - сказала она, облизывая пальцы. - Но по утрам не пью.
- Уже полдень минул.
- Не аргумент.
- Там чай, травяной, - сказал и смутился, видимо устыдившись такого для улана позорного факта. Но чай, горьковатый, с мягкими нотами ромашки и мятною прохладой, пришелся весьма кстати. Евдокия почувствовала, как стремительно добреет.
- Кстати, - она собрала с юбок крошки и отправила в рот. Крендель был всем хорош, но… маловат. - А почему мы стоим. Если, конечно, сие не великая военная тайна?
- Пропускаем “Королевскую стрелу”. Я присяду?
- Да, пожалуйста, - Евдокия даже подвинулась, но Лихослав предпочел устроиться напротив. Сел прямо, руки скрестил.
Смотрит.
На сытый, ладно, почти сытый желудок, новый знакомый былого отторжения не вызывал, напротив, он казался вполне симпатичным. Не юн, но и не стар, в том приятном возрасте расцвета мужской силы, когда фигура теряет юношескую несуразность, но еще не оплывает, не зарастает жирком.
Статный.
И плечи широкие, надежные такие с виду плечи. Мундир сидит, как влитой.
Черты лица приятные, но без слащавости… особенно подбородок хорош, уверенный. Упрямый такой подбородок. И уши… как-то Евдокии попался труд некоего докторуса, утверждавшего, будто бы по форме ушей о человеческом характере много интересного узнать можно.
Ее собственные, аккуратные, прижатые к голове, говорили о врожденном упрямстве, недоверчивости и склонности к глубоким самокопаниям… у Лихослава уши были крупные, слегка оттопыренные со светлым пушком по краю. Переносица широкая. Скулы острые, а глаза слегка раскосые, к вискам приподнятые. Волосы светлые, длинные и с виду жесткие, что проволока.
- Нравлюсь? - естественно, Лихослав истолковал ее интерес по-своему.
- Нет, - искренне ответила Евдокия.
Мужчинам она не доверяла. А уж таким… располагающей внешности… да еще и в мундире если, не доверяла вдвойне.
Врут.
И этот не исключение.
- Надо же, а мне казалось, я подобрал ключ к вашему сердцу.
- Не вы, а крендель. И пять сребней, - не удержалась она от напоминания.
- Конечно, как я мог забыть!
Пять монет свежей чеканки, блестящих, с незатертым еще профилем Витольда Лукавого, легли на столик.
- Ваша… подопечная вас совсем не кормит?
Странный вопрос.
И взгляд этот… сочувствующий?
- Почему? Кормит, просто работы много, вот и не успела позавтракать.
- И часто у вас… много работы?
- Постоянно.
Лихослав скосил взгляд на руки. И Евдокия тоже посмотрела… нет, хорошие руки, с сильными квадратных очертаний ладонями, с пальцами тонкими, изящными даже, но не следовало этой изящностью обманываться. На левом мизинце блестит, переливается всеми оттенками зеленого камешек.
Интересный.
И камешек, и перстенек. Оправа простая, грубоватая даже, словно лил ее вовсе не ювелир… а камень? Что за он? Не изумруд, явно. Нет, Евдокия не специалистка, однако же не похож на изумруд. И на хризолит… ведьмавской хрусталь?
Вероятнее всего.
И на что заговорен?
Впрочем, вариантов не так уж много. И Евдокия, подавшись вперед, почти опираясь на столик грудью, томно взмахнула ресницами.
- Знаете, мне кажется, что я начинаю вам симпатизировать…
Камешек с готовностью покраснел.
Стало быть, ложь распознает… во всяком случае, откровенную. Лихослав перстенек прикрыл ладонью, но смущения не выказал.
- Устаревшая модель, - Евдокия сцепила руки.
Ее собственный амулет, сделанный в виде сапфировой капельки-подвески, прилип к коже и пока вел себя смирно.
- Вы закажите с привязкой на нагрев…
- Всенепременно, - пробурчал Лихослав, окидывая Евдокию новым цепким взглядом. - Только откуда у бедного улана деньги на новый амулет?
- Оттуда, откуда и на старый.
- В карты выиграл.
…не врет. Во всяком случае, не напрямую. Евдокии ли не знать, сколь разнообразна может быть ложь… впрочем, так даже интересней.
- Много играете? - поинтересовалась она.
- Не больше, чем другие…
- И часто вам везет?
- Случается. Кстати, мне казалось, что это я платил вам за ответы…
- Но вы же вопросов не задаете, так к чему время зря тратить? - Евдокия поставила монетку на ребро. - И все-таки, что вы хотели узнать?
- Вы и ваша подопечная… родственницы?
- Да.
- А мужчина, который… с вами…
- Ее отец. Да смотрите вы на свое колечко, не стесняйтесь.
…все равно, если Евдокия не захочет сказать правду, то найдет способ обойти. Маменькины партнеры, небось, все приходят, амулетами обвешавшись, и даже разлюбезный пан Острожский, мысли о котором не давали Евдокии покоя, не был исключением. Но ведьмовской хрусталь - игре не помеха.
- Отец? - Лихослав руку с руки убрал. - Он же эльф!
- И что? Считаете, что эльфы не способны иметь детей?
Смутился.
- Нет, но… она не похожа… нет, похожа, но… значит, отец? И сколько ей лет?
- Семнадцать. Скоро исполнится.
- Семнадцать… - задумчиво повторил Лихослав. - И в Познаньск вы отправляетесь…
- На конкурс красоты.
- Конкурс… красоты… и поиски подходящего супруга?
Евдокия лишь плечами пожала. Если ему нравится так думать, пускай себе.
- Полагаю, помимо красоты у вашей подопечной имеется неплохое… приданое?
Ну да, не душевными же качествами ему интересоваться.
- Имеется, - Евдокия погладила подвеску, которая оставалась холодна. - А вы, стало быть, приглядываете себе супругу?
- Приходится.
Очаровательная у него улыбка.
- Жизнь простого улана тяжела и затратна… сами знаете.
Не лжет.
Но и правды не говорит, играет, тем интересней. А про простого улана - ложь, фляга-то, которую Евдокии давал, недешевая. Заговоренная, но старого, если не старинного образца. Она из тех вещей, что хранят верность определенной крови, переходя из рук в руки.
А форма у него, хоть и по казенному образцу, но шита явно на заказ. Сукно хорошее, крашено ровно, уж Евдокия разбирается… и сапоги хромовые, новенькие… и перчатки… и сам он, точно с королевского плаката-воззвания сошедший.
Нет, непростой улан.
- Расскажите о себе, - попросила Евдокия.
- Зачем?
- Ну… должна же я знать, подходите ли вы Аленке.
- Даже так? Мне показалось, что вам…
- Все равно? Знаете, у вас премерзкая привычка недоговаривать фразы. Вы не пробовали от нее избавиться?
- Пробовал. Но, как говорит наш семейный доктор, consuetudo est altera natura.
Он вытянул ноги, а руки скрестил на груди, точно заслоняясь от Евдокии.
- Что же касается рассказа, то… увы, особо нечем вас порадовать. Точнее, я не представляю, что именно вас бы заинтересовало. Я появился на свет тридцать лет тому, в семье шляхтича… вторым сыном…
…то бишь, без права наследовать земли и родительское состояние, ежели такое имелось. В лучшем случае выделят ему деревеньку или поместье с худыми землями, велев пробиваться самому. А может, и этого не хватит, вот и записали младенчика в уланский полк, какое-никакое, а содержание…
…хотя не вяжется эта теория с хорошей одеждой…
…или играет? Сам же признался, но…
- Помимо меня в семье трое братьев и три сестры…
…плохо, значит, остатки состояния уйдут на то, чтобы наскрести более-менее достойное приданое. А еще девиц в свет вывести надобно, на невестину ярмарку, где, глядишь, и сыщется кто подходящего рода.
Лихослав усмехался.
И Евдокии стало вдруг стыдно за эти свои, пожалуй, чересчур практичные мысли. Прав Лютик, говоря, что порой она перестает за финансами людей видеть.
- Признаюсь, мой батюшка был довольно состоятельным человеком, однако… некоторые его слабости подорвали семейное благополучие…