Повисла пауза. И нарушила ее Богуслава.
— Что ты предлагаешь?
— Союз. Ты оказываешь услугу нам. Мы тебе.
— Мы?
— Мне и моей подруге…
— И что за услуга?
— Всему свое время, Богуслава. Но клянусь, ничего сверхсложного от тебя не потребуют.
— А если я откажусь?
Агнешка пожала плечиками.
— Жаль… траур мне не идет.
— Ты…
— Не я, дорогая, но, скажем, черная лихорадка… это будет очень печально… умереть во цвете лет от черной лихорадки.
Проклятье!
И ведь не врет… смотрит с насмешкой, точно видит насквозь. А может и видит… нельзя было к колдовке идти… оттого, видать, и попросила она крови с полчашки… не для алтаря, для наговора…
— Вижу, ты все поняла правильно, — Агнешка мило улыбнулась. — Не бойся, Богуслава. Скоро ты сама поймешь, насколько выгодно с нами сотрудничать. В конце концов, разве мы, женщины, не должны помогать друг другу?
Подруга Агнешки оказалась женщиной поразительной красоты. Правда, после встречи Богуслава, как ни пыталась, ни могла вспомнить ее лица.
Но и к лучшему.
От нее и вправду попросили сущую ерунду.
Смотреть.
Слушать.
Рассказывать… о нет, не о папенькиных делах, а о… Богуслава засмеялась, испугав дуру-горничную, которая после визита Агнешкиной подруги и так ходила, точно спросонья.
— Панночка? — робко спросила она.
— Все хорошо, — с улыбкой ответила Богуслава.
Все и вправду складывалось замечательно…
…уже к вечеру в дом явился гонец с известием, что Жемойтислава Терныхова, получившая корону от Познаньского воеводства, приболела. И болезнь ее такого свойства, что об участии в конкурсе и речи быть не может… и высокую честь представлять воеводство Познаньске выпала Богуславе.
А уже там, на конкурсе… все просто.
Смотреть. Слушать.
Во славу Хельма.
С Аврелием Яковлевичем Себастьян столкнулся в управлении полиции, и ведьмак, подняв трость с массивным набалдашником в виде совы, поинтересовался:
— Куда?
Набалдашник уперся в грудь, а янтарные глаза совы нехорошо блеснули.
— Туда? — Себастьян указал на дверь, за которой ждала если не полная свобода, то всяко относительная, которая, чувствовал, вот-вот выскользнет из рук. — Колдовка объявилась… приворот и жертвоприношение. Есть адрес, но…
— Пошли, — Аврелий Яковлевич повесил трость на сгиб руки, и Себастьяна, словно опасаясь, что он сбежит, под руку подхватил.
— Куда?
— Туда, — передразнил он.
— Но вы…
Аврелий Яковлевич, следовало сказать, в управлении бывал редко. И по пустякам, навроде этой вот колдовки, ведьмака не тревожили, благо, имелись иные специалисты.
— Что я? — Аврелий Яковлевич взмахом руки отпустил коллегу, который против этакого произволу возражать не посмел. — Я, к слову, мил друг Себастьянушка, за тобой…
— Может… не надо?
— Надо, дорогой, надо…
— Так ведь… все вроде хорошо…
Новое обличье Себастьян продержал шесть часов и без особых на то усилий, и продержал бы еще больше, но в гостиничном нумере было скучно. Себастьян, пока сидел трижды испил чаю с подгоревшими кренделями, изучил подробнейшим образом «Дамский вестник» позапрошлогодней давности и даже выбрал себе премилую шляпку с лентами и хризантемами. Подивился тому, сколь вредоносны куриные яйца для столового серебра, а само серебро, напротив, полезно, но не для яиц, а для кожи… потренировался надевать чулки, чтобы шов ложился ровно… пришил оторвавшуюся оборочку… и полдюжины мелких бантов к рукаву, потому как тот же «Дамский вестник» утверждал, что банты-де — в большом уважении…
В общем, провел время с пользой.
Но в ближайшем будущем эксперимент повторять был не намерен. Ему покамест и в собственной шкуре очень даже неплохо. Однако ж разве Аврелию Яковлевичу дело есть до чужих желаний? Он поправил шляпу с широкими полями и атласною лентой и произнес:
— Так что, съездим за этой твоею колдовкой, развеемся… а там уже ко мне…
Предложение это Себастьяна насторожило, а тон, которым оно было сделано, и вовсе вызвал опасения. О жилище ведьмака в управлении ходили слухи самые разнообразные.
— Зачем?
— Чаи пить, Себастьянушка… с баранками… в том числе и чаи с баранками. Ну что ты на меня смотришь-то так? Не обижу… во всяк случае, постараюсь.
Обещание вдохновляло.
Аврелий Яковлевич влез в полицейскую пролетку и, оглядевшись, вздохнул: