Один из них ревёт что-то мне в лицо, забрызгивая визор грязной слюной. Меньше чем секунду спустя крозиус расплющивает морду орка, оборвав жалкий вызов зелёнокожего, который, как я предполагаю, он бросал мне.
Моё второе сердце присоединяется к первому. Я чувствую, как они стучат — вместе, но не в унисон. Человеческое бьётся подобно барабану дикарей, быстро и пылко. Его генетически выращенная копия поддерживает близнеца медленными и тяжёлыми ударами.
Твари лезут друг на друга в безумном желании вцепиться в нас. Не имеющие права существовать в качестве оружия куски металлолома выплёвывают бронебойные снаряды — они звенят об доспехи. Каждый выстрел срывает чёрную краску с брони, но священная кровь Дорна ещё не пролилась.
Наконец, они осознали, какую мы представляем угрозу. Ксеносы отрываются от безудержной резни гражданских, которые всё ещё выбегают из пролома в стене. Толпа затопивших улицу тварей поворачивается к более интересной добыче. К нам.
Наше знамя падает.
Крик боли Артариона разносится по короткой связи вокса, как искажённый рык, но я расслышал голос знаменосца несмотря на помехи.
Приам оказывается рядом с ним раньше, чем кто-то либо из нас. Трон, он умеет сражаться. Клинок колит и рубит, каждый удар несёт смерть.
— Поднимайся, — сердито рычит мечник, даже не взглянув на знаменосца.
Я бью лицевой пластиной шлема по рявкающей пасти ксеноса передо мной, сокрушая челюсть и ряды похожих на акульи зубов. Когда орк отшатывается, крозиус ломает шею твари и обрушивает на землю изувеченный труп.
Знамя вновь поднимается, хотя Артарион опирается только на левую ногу. Правая покалечена, в бедро вонзилось копьё ксеноса. Будь проклята сила зелёнокожих, что позволяет осквернять доспех астартес.
Новый искажённый помехами возглас говорит о том, что Артарион вырвал копьё из ноги. У меня нет времени наблюдать, как он возвращается в бой. Всё новые твари хохочут передо мной — раздувшаяся стена отвратительной нефритовой плоти.
— Мы уступаем улицу, — ворчит Бастилан, чей голос искажают звуки ударов оружия о его доспехи. — Нас лишь шестеро против великого множества врагов.
— Пятеро, — вымученным голосом поправляет Неровар, апотекарий двумя руками держит цепной меч и рубит тварей без мастерства Приама, но с не меньшей яростью. — Кадор мёртв.
— Прости меня брат, — Бастилан умолкает, выпуская очередь болтов в упор. — На миг забыл.
Впереди цели — три похожих на кучу металлолома танка, давно утратившие всякое сходство с оригинальными корпусами Имперской гвардии — они продолжают обстреливать убежище. Оно не так надёжно, как подземные бункеры, потому что оно вообще не предназначено для эвакуации гражданских. Каждый приземистый купол может вместить тысячу человек, и предназначен для защиты от слишком частых на экваториальном побережье свирепых песчаных бурь и тропических циклонов — а не от длительного обстрела вражеской бронетехники. Их используют, потому что больше ничего не осталось, город слишком разросся, чтобы всех жителей можно было укрыть под землёй.
Твари изучили нас хорошо. Они стремятся вовлечь защитников улья в свирепую мясорубку, и поэтому в злобном коварстве набрасываются на беззащитных гражданских, зная, что их мы будем защищать в первую очередь и изо всех сил.
Насколько же легко их презирать.
— Гннх… — в воксе раздаётся голос Неровара, сердитый и искажённый болью. Я перепрыгиваю упавший труп ближайшего ко мне ксеноса и встаю рядом — безостановочно размахивая булавой — пока апотекарий изо всех сил пытается подняться.
И не может. Твари повергли его на колени.
— Гннннх. Не получается, — кашляет Неро. Руки слабо цепляются за вонзившийся в живот топор. Перчатки бессильно скользят по рукояти. Кровь из разлома в броне окрашивает табард алым. — Не могу.
— Во имя Императора, — моё порицание звучит, как тихий рык, — стой и сражайся или мы все умрём.
Раненый и склонившийся апотекарий, как магнит притягивает зелёнокожих — твари жаждут нанести смертельный удар одному из рыцарей Императора. Они вопят и атакуют.
Я убиваю крозиусом первого. Удар ногой в грудь отбрасывает второго на достаточное расстояние, чтобы можно было проломить булавой череп. Третьего окутывает плазменный огонь, и он кувыркается назад размытым и добела раскалённым силуэтом пламени. Жгучий пепел, разлетевшийся в глаза его собратьев, вот всё что осталось от жалкого ксеноса.
Слишком много.
Слишком много даже для нас.
Я мельком вижу, как семьи людей бегут во все стороны по пылающим улицам, у них появилась возможность спастись, пока ярость орды направлена на нас. Некоторые погибнут от огня спонсонов развалюх-танков, но большинство выживет — пусть даже и бесцельно сбежав в опасный лабиринт погибающего города. До этой войны я бы никогда не счёл такой результат победой.
С криком гнева и боли Неро вырывает из живота топор. Моё облегчение мигом развеивается, потому что апотекарий не успел подняться прежде чем твари приблизились к нам.
— Я вижу нескольких рыцарей, — говорит Андрей. Слова сопровождает приглушённое ”чтоб тебя” и гул вновь заряжаемого усиленного лазгана.
Докеры прижимались спинами к парапету крыши, и лишь штурмовик наблюдал через край за улицей внизу. — Все заряжайте ружья и будьте предельно внимательны.
— Сколько? — спросил Магхерн. — Сколько рыцарей?
— Четыре. Нет, пять. Один ранен. Ещё я вижу тридцать зелёнокожих и три танка, которые когда-то были ”Леман Руссами”. Теперь хватить болтать. Всем выбрать цели.
Рабочие подчинились приказу и нацелились в кипящую внизу рукопашную.
— Цельтесь ниже, — сказал своим Томаз, вызвав у штурмовика улыбку. — В ноги и туловища.
Никому уже не надо было разъяснять, что стрелять надо осторожно и не следует попадать по Храмовникам.
Первым выстрелил Андрей, яркий лазерный луч стал сигналом для остальных. Лазганы вздрагивали в куда более уверенных руках, фокусирующие линзы раскалились, выпуская смертоносную энергию на улицу внизу. Лазеры били в плечи, ноги, спины и руки — отряд успел сделать три залпа, прежде чем твари оторвали кровожадное внимание от рыцарей и открыли огонь по засевшим на крыше склада.
— Ложись! — приказал остальным Андрей. Они послушно попадали в укрытие. Штурмовик пригнулся, но остался на месте. Он рискнул сделать ещё один выстрел, а затем ещё, пробив черепа паре орков.
Вокруг него, точнее вокруг всего отряда, парапет крыши разлетался под огнём уцелевших зелёнокожих, но это уже было неважно. Рыцари прорвались. Андрей, наконец, пригнулся, увидев, как один из Храмовников, чей доспех от повреждений стал уже скорее латунно-серым, чем чёрным, бросился к трём ксеносам и расшвырял их огромным окутанным энергией молотом.
Напоследок, перед тем как отступить, штурмовик отцепил последнюю взрывчатку и установил таймер на шесть секунд. А затем с криком от напряжения метнул её на улицу к танкам. Заряд взорвался спустя полсекунды после удара о башню переднего ”Леман Русса”, снеся её в вихре огня и шума.
Храмовники разберутся с двумя оставшимися.
— Отходим, — засмеялся штурмовик. — Отходим по крыше!
— Что, чёрт возьми, произошло смешного? — поинтересовался один докеров, Яссель, когда они, пригнувшись, бежали от разрушенного края крыши.
— Это были не просто рыцари, — в голосе Андрея звучало искреннее веселье. — Мы только что спасли реклюзиарха. Теперь быстрее, быстрее обратно на улицу.
Опустилась тишина и на улицах воцарилась атмосфера, которая была чем-то средним между безмятежностью и трауром. В этот раз Магхерна приветствовал совершенно другой воин. В возвышающейся фигуре мало осталось от величественной бесстрастной статуи, которая когда-то лишь кивком признала существование начальника доков.
От гула доспеха реклюзиарха всё ещё скрипели зубы и слезились глаза, если Томаз подходил слишком близко. Но Магхерн разбирался в механизмах, пусть и не в древних военных реликвиях, и теперь замечал в броне неисправности. В некогда плавном сердитом урчании появились раздражающие и резкие звуки, а прерывистый лязг свидетельствовал, что какой-то внутренний механизм больше функционирует не так, как положено. Сочленения потрёпанного доспеха не рычали когда напрягались псевдомускулы — они ворчали, словно не желали двигаться.