— Что со Святилищем?
— Потеряно, — Маралин сглотнула.
— Выжившие?
— Их мало, и большинство ранены. Улей пал, Святилище ордена Пресвятой Девы-Мученицы захвачено врагом. В сообщении говорится, что у уцелевших недостаточно сил, чтобы отбить храм назад. Сёстры нашего ордена спешат на помощь из пустошей Пепла и Пламени.
— Значит Темпесторы больше нет. А что со Стигией на севере?
— Всё ещё нет сообщений, настоятельница. Вне всякого сомнения, их осаждают, как и нас.
Руки старой женщины задрожали, хотя обычно по неизвестной ей причине письмо действовало успокаивающе. Сейчас их била дрожь, и настоятельница положила заполненный пергамент на неровную стопку остальных бумаг.
— Хельсрич продержался недели, но осталось совсем недолго. Осада докатилась почти до наших дверей.
— Поэтому… мне стоит перейти ко второму утреннему сообщению, настоятельница, — Маралин снова сглотнула. Ей было не по себе, и девушка возмущалась, что именно её выбрали, чтобы передать новость, но она была самой молодой и потому часто исполняла подобные поручения.
— Говори, сестра.
— Мы получили сообщение от командующего Адептус Астартес в городе. От реклюзиарха. Он заявил, что его рыцари уже движутся сюда и будут сражаться рядом с нами.
Настоятельница сняла очки и протёрла стёкла мягкой тканью. Затем осторожно одела и посмотрела прямо на молодую девушку.
— Реклюзиарх ведёт сюда Чёрных Храмовников?
— Да, настоятельница.
— Хмм… А он случайно не сказал о причинах столь неожиданного желания сражаться рядом с орденом Серебряного Покрова?
Нет, но Маралин внимательно изучала любые поступающие по воксу обрывки информации. Это тоже было обязанностью самой младшей, пока остальные сёстры готовились к битве.
— Нет, настоятельница. Полагаю, что это связано с решением полковника Саррена разделить оставшихся защитников по разным бастионам. Реклюзиарх выбрал храм.
— Ясно. Сомневаюсь, что он спросил разрешение.
Маралин улыбнулась. Настоятельница раньше сражалась вместе с Избранными Императора, и многие её проповеди включали сердитые упоминания об их наглости. — Нет, настоятельница. Не спросил.
— Типичный астартес. Хмм. Когда они прибудут?
— До заката, госпожа.
— Ну что ж. Что-то ещё?
Не много. По нестабильной вокс-сети несколько раз упоминались предположения о приближении тяжёлого вражеского титана с севера, но подтверждений пока не было. Маралин упомянула об этом, но мысли настоятельницы прибывали где-то в другом месте. Наверняка с Храмовниками.
— Проклятье, — прошептала пожилая женщина, встала из кресла и поставила перо в чернильницу. — Хватит уже на меня глазеть, девочка. Приготовь мою боевую броню.
Глаза Маралин расширились. — Как давно вы надевали доспех, настоятельница?
— Сколько тебе лет, девочка?
— Пятнадцать, госпожа.
— Ну что же. Скажу лишь, что ты ещё не могла самостоятельно подтереться, когда я сражалась в последний раз, — лоб прошаркавшей мимо старушки едва доставал до подбородка Маралин. — Но будет интересно вновь проповедовать с болтером в руках.
По всему Храму Вознесения Императора сёстры готовились к битве. В Хельсриче было мало войск ордена Серебряного Покрова, и пока что их вклад в битву свёлся к нескольким ожесточённым отступлениям из городских церквей.
Девяносто семь готовых к бою сестёр заняли позиции на стенах и в залах храма, защищая несколько тысяч слуг, сервиторов, проповедников, послушниц и аколитов. Сам храм состоял из расположенной в центре базилики, окружённой высокими рокритовыми стенами, с парапетов которых на город злобно взирали ангелы и отвратительные горгульи. Между стенами и главным зданием во всех направлениях раскинулись акры кладбищ. Тысячелетия назад это были роскошные сады, которые растили и лелеяли первые поселенцы Армагеддона. Они же были погребены здесь, их кости давно обратились в прах, а время стёрло надписи на надгробиях. Рядом с ними лежали и их потомки: святые служители Империума и почитаемые гвардейцы из Стального легиона Армагеддона.
Теперь здесь никого не хоронили — кладбище признали заполненным. В официальных источниках число могил указывали равным девяти миллионам ста восьми тысячам четыреста шестидесяти. Сейчас только два человека знали, что это не так, и лишь одного из них это волновало.
Первым был сервитор, который служил при жизни садовником, и посвятил годы работе, и пока аугметика не лишила его разума и самостоятельности, он во время ухода за растениями подсчитывал могилы. Садовник был любознателен и хотел узнать правду. Своё открытие служитель решил держать при себе, из опасения, что будет обвинён в пренебрежении основными обязанностями. В конечном счёте, он был садовником, а не учётчиком или когитатором. Спустя три месяца после того, как он узнал правду, его поймали на краже коробки с десятиной храма и приговорили к аугметической модификации.
Вторым человеком, кто знал правду, была настоятельница Синдал. Она также лично посчитала могилы за три года. Для неё это было своего рода медитацией, достижением единства с жителями Армагеддона. Она родилась не здесь и, верно служа населению планеты, чувствовала, что такое созерцание вполне уместно.
Конечно, она направляла доклады с поправками, но они застряли в бюрократических согласованиях. Совет кардиналов храма был печально известен пренебрежением к работе с бумагами.
Большинство надгробий стояли близко друг к другу по признакам родства или службы, и они не были одинаковыми — отличались размерами, формой, материалом или наклоном, даже в тех местах где выстроились ровными рядами. Некоторые части кладбища были запутанными словно лабиринт, и найти путь между могилами оказывалось достаточно сложным.
Сам храм Вознесения Императора по имперским стандартам был воплощением готической красоты. Шпили усеивали каменные ангелы и изображения святых примархов Императора. Свет омывал картины на разноцветных витражах, на которых Великий крестовый поход Бога-Императора объединил звёзды под бдительным надзором человечества. Первые колонисты изображались на витражах поменьше, их деяния в сферах выживания и созидания возвеличили до небес, показав поселенцев творцами величественного идеального мира золотого света и мраморных соборов, а не индустриальной планеты, которую они построили на самом деле.
Сёстры ордена Серебряного Покрова не прибывали в праздности в течение месяцев войны, что разоряла другие части города. Небольшие святилища на кладбище стали не только часовнями в честь их основательницы, Святой Сильваны, но и аванпостами с тяжёлым вооружением. Статуи из серебра расположенные на углах — образы плачущих святых в разнообразных позах скорби, триумфа и размышления — безмолвно стояли на страже рядом с турелями и орудийными гнёздами в баррикадах.
Сами стены были такими же крепкими, как и городские, с той же плотностью защитных башен на метр. Их укомплектовали ополчением Хельсрича.
Большие ворота во внутренний двор храма не были закрыты. Несмотря на протесты совета кардиналов, настоятельница Синдал потребовала, чтобы двери как можно дольше оставались открытыми для беженцев в течение всех недель осады. В подземельях базилики расположились сотни семей, которые не попали в подземные убежища из-за разгула преступности, административных ошибок или простого невезения. Сбившиеся во мраке в группы люди приходили на утренние и вечерние службы, добавляя голоса к хору, чьё пение возносилось к безупречно чистому своду, где с небес смотрел Бог-Император.
Проще говоря, храм Вознесения Императора был крепостью.
Крепостью забитой беженцами и окружённой самым большим кладбищем на планете.
Мы прибыли последними.
Двадцать девять братьев уже ожидали меня, разместившись в десантном отсеке ”Громового ястреба”. Итого нас стало тридцать пять, если считать Юрисиана везущего орудие по Пепельным Пустошам с минимальными шансами на удачу.
Тридцать пять из ста, которые приземлились пять недель назад в Хельсриче.