Аарон Дембски-Боуден
ХЕЛЬСРИЧ
Кэти, за то, что сказала «да»
Идет сорок первое тысячелетие. Вот уже более десяти веков Император неподвижно восседает на своем Золотом Троне. По воле богов Он стал лидером всего Человечества, а с мощью своих неутомимых армий — повелителем миллионов миров. Его тленная оболочка незримо подпитывается энергией изобретений, дошедших из Темной Эры Технологий. Он — Владыка Империума, которому ежедневно приносят в жертву тысячи душ, поэтому Он никогда не умрет до конца.
И в этом бессмертном состоянии Император несет свою бдительную стражу. Могущественные флоты курсируют в зараженных демонами миазмах варпа, на этой единственной тропе, соединяющей далекие звезды. Их путь освещает Астрономикон, физическое воплощение воли Императора. Громадные армии сражаются в бесчисленных мирах с Его именем на устах. Величайшими из Его солдат стали Адептус Астартес, космические десантники, генетически модифицированные супервоины. У них есть и братья по оружию — к примеру, Имперская Гвардия и бесчисленные планетарные защитные силы, вечно бдительная Инквизиция и техножрецы Адептус Механикус. Но даже при всей своей громадной численности они едва ли смогут сдержать натиск извечной угрозы чужих, еретиков, мутантов и еще более ужасных врагов Человечества.
Быть человеком в такие времена означает быть песчинкой в громадной пустыне. Это значит жить под властью самого кровавого и жестокого режима из всех существующих. Нужно забыть о власти технологии и науки, ведь уже многое было потеряно и никогда не возродится. Забыть обещания прогресса и разума. Во мраке будущего есть только война. Нет мира среди звезд, есть лишь бойня и смех ненасытных богов.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ИЗГНАННЫЙ РЫЦАРЬ
ПРОЛОГ
Рыцарь Внутреннего круга
Я умру на этой планете.
Не могу сказать, откуда взялась такая уверенность. Для меня это загадка. Но даже сама мысль об этом прилипчива, словно вирус, мелькает перед глазами и пускает глубокие корни в моем разуме. Она даже кажется достаточно реальной, чтобы поразить все тело, словно настоящая болезнь.
Случится это скоро, в ближайшую из кровавых ночей. Я испущу дух, и когда братья вернутся к звездам, мой прах будет развеян над бесплодными землями этого проклятого мира.
Армагеддон.
Само это имя превращает кровь в моих жилах в кипящее масло. Теперь я испытываю гнев, жаркий и тяжкий. Он отравляет мое сердце и разливается по всему телу, словно яд.
Когда это чувство — а это именно физическое ощущение — достигает кончиков пальцев, руки сжимаются в кулаки. Я не хочу этого делать, так происходит само собой. Гнев для меня столь же естественен, как и дыхание. Я не боюсь и не возмущаюсь его влиянию на мои действия.
Я — сила, рожденная только для того, чтобы убивать во имя Императора и Империума. Я — сама чистота. А мое облачение чернее черного. Я обучен быть и духовником, и командиром, ведущим за собой воинов. Я — воплощение гнева и живу лишь для того, чтобы убивать, пока не погибну сам.
Я всего лишь оружие в Вечном Крестовом Походе, чья цель — достичь власти человечества над звездами.
Но моих сил, чистоты и гнева недостаточно. Я умру на этой планете. Я умру на Армагеддоне.
Совсем скоро братья позовут меня присоединиться к битве, в которой я и погибну.
Мысль эта отравляет меня не потому, что я боюсь смерти, а потому, что напрасная смерть — проклятие.
Но сейчас не подходящая для подобных размышлений ночь. Мои повелители, мастера и братья собрались, чтобы почтить меня.
Я не уверен, что заслуживаю поклонения, но эту мысль, как и тошнотворные дурные предчувствия, держу при себе. Я облачен в черное и взираю на мир через бесстрастную череполикую маску бессмертного Императора. Я не сомневаюсь лишь в одном: нельзя выказывать слабость, проявлять даже малейшие намеки на богохульство.
Я опускаюсь на колени и склоняю голову, потому что это предопределено. Спустя полтора столетия время все же пришло, хотя я совсем того не желал.
Мой наставник — воин, бывший мне братом, отцом, учителем и господином, — мертв. Спустя сто шестьдесят шесть лет его наставничества я готовлюсь унаследовать его мантию.
Вот о чем я думаю, преклонив колени перед своими командирами: о безрадостной паутине из смерти повелителя и моей собственной грядущей гибели. Вот та чернота, что неотвратимо приближается ко мне.
Наконец не ведающий о моих тайных терзаниях верховный маршал произносит мое имя.
— Гримальд, — возгласил верховный маршал Хельбрехт. Его голос гортанно гремел, закаленный боевыми кличами в сотнях войн сотен миров.
Гримальд не поднял головы. Рыцарь закрыл глаза, выдававшие внутренние муки, словно этот жест мог запечатать все его сомнения.
— Да, мой сеньор.
— Мы призвали тебя сюда, чтобы почтить, как ты сам чтил нас долгие годы.
Гримальд ничего не ответил, чувствуя, что еще не пришло время говорить. Конечно же, он знал, почему оказали честь ему именно сейчас, и знание это отдавало горечью. Мордред — наставник Гримальда и реклюзиарх Вечного Крестового Похода — погиб.
После ритуала Гримальд займет его место.
Этой награды он ждал сто шестьдесят шесть лет.
Полтора столетия веры, храбрости и боли минуло после битвы Огня и Крови, когда он привлек к себе внимание достопочтимого Мордреда. Уже тогда старый несгибаемый воин разглядел в юном Гримальде яркий потенциал.
Полтора столетия минуло с тех пор, как он был принят на низшую ступень в братстве капелланов, и с тех пор он прошел все звенья в тени своего повелителя, зная, что его готовят к войне и к тому, чтобы сменить стареющего реклюзиарха.
И все это время Гримальд был свято убежден, что не заслуживает титула, который наконец возложили на его плечи.
Время пришло, но его мнение не изменилось.
— Мы призвали тебя, — сказал Хельбрехт, — чтобы судить.
— Я ответил на призыв, — промолвил Гримальд в тишине Реклюзиума. — И отдаю себя на ваш суд, мой сеньор.
Даже без брони Хельбрехт поражал своей величиной. Облаченный в многослойную мантию цвета слоновой кости, украшенную личными черными геральдическими символами, верховный маршал высился посреди храма Дорна, с почтением держа в руках изукрашенный шлем.
— Мордред мертв. — Голос Хельбрехта напоминал грозное мурчание громадной кошки. — Убит Вечным Врагом. Ты, Гримальд, потерял учителя. Мы лишились брата.
Храм Дорна, музей, Реклюзиум, святилище стягов и знамен, собранных за десять тысяч лет Крестового Похода, ожил, когда рыцари, стоявшие в тенях, негромко выразили согласие со словами своего сеньора.
Вновь воцарилась тишина. Гримальд все это время не поднимал глаз от пола.
— Мы скорбим о потере, — продолжил верховный маршал. — Но чтим его мудрость и последнюю волю.
Началось. Гримальд напряженно застыл в ожидании. Не показывай слабости. Не выказывай сомнений.
— Гримальд — воин-жрец Вечного Крестового Похода. Реклюзиарх Мордред верил, что после его смерти именно ты будешь достоин занять его место. Его последний приказ, отданный перед возвращением генного семени ордену гласит, что из всех братьев именно ты должен возвыситься до ранга реклюзиарха.
Гримальд открыл глаза и облизал внезапно пересохшие губы. Медленно подняв голову, он оказался лицом к лицу с верховным маршалом и увидел в иссеченных шрамами руках командующего шлем Мордреда — ухмылявшийся стальной череп.
— Гримальд, — вновь бесстрастно заговорил Хельбрехт. — Ты ветеран, однако при этом самый молодой брат меча в истории Черных Храмовников. Как капеллан, ты не ведал, что такое трусость и позор. Твои свирепость и вера не знают себе равных. Это и мое мнение, а не только мнение твоего павшего наставника. Я тоже хочу, чтобы именно ты принял эту честь.
Гримальд кивнул, но не проронил ни слова. Его глаза, столь обманчиво мягкие, ни на мгновение не отрывались от шлема. Линзы черепа поражали глубоким ярко-красным цветом — цветом артериальной крови. Эта посмертная маска была знакома ему до боли — именно она скрывала лицо его повелителя, когда рыцари отправлялись на войну. По сути, она была на Мордреде большую часть жизни.