Давай, – произнес он. – Почистим твои зубы и сменим обувь.
29 Октября после полудня, Роман удивил Питера, отправив ему на Английском запи- ску. Прошел месяц; сегодня ночью была Луна Охотника. Отношения между ними не развивались с их ранней встречи, что, как считал Питер, было к лучшему. Роман был нестабилен, как монета, крутящаяся на столе: чем ближе она к остановке, тем с боль- шей скоростью одна сторона сменяла другу. Он не был ни орлом, ни решкой. И все потенциальные результаты их продолжающейся ассоциации не казались Питеру ис- ключенными из обширной Иерархии Дерьма Без Которого Он Мог Бы Жить.
Но, затем, без предупреждения, хотя и в соответствии с его подвижной натурой, Роман передал Питеру вырванный кусок бумаги с обезоруживающе простым вопро- сом:
Можно посмотреть?
Передаем записки, мистер Годфри? – сказала миссис Писарро.
И не думал об этом, мадам, – ответил он.
После звонка, Питер подошел к Роману. Он спорил сам с собой весь урок и при- шел к выводу, что удовлетворить любопытство парня куда разумнее, чем укрыватель- ство – отговаривать его, только подольет масла в огонь. Но, по правде, его кровь Ру- манчеков не позволила ему упустить возможность покрасоваться.
Приходи к пяти, – сказал он.
Ебаный страус, этот цыганский анальный пират зовет тебя на свидание? – спросил Дункан Фритц.
Съешь тампон, неотесанный монголоид, – огрызнулся Роман.
Небо было под иерархией красного, когда Роман прибыл к Руманчекам. Питер прово- дил его в трейлер, полным библейского наследия и удобно расположенного недостатка мебели, и ладана, и лечащих камней, и коллекции Голливудских музыкальных пласти- нок, и фигурок мастеров времен Ренессанса, и невозвращенных библиотечных книг, и уголка, посвященного Индийскому Богу Ганеша, светящейся Рождественскими огня- ми, как Гваделупская Дева Мария. Роман сконфуженно остановился у последней. Он спросил, являются ли они индусами или кем-то таким.
Питер помотал головой.
Это Бог нового начла. Но, я не уверен, знал ли это Николай. Он всегда называл его Джамбо и просил одарить его между ног тем же, как его нос. Ник был настоящим неу- чем, – добавил он.
Он провел Романа в кухню и представил Линде, которая засовывала противень с печеньем из арахисового масла в духовку. Она была удивлена, когда Питер проин-
формировал ее, что упырь посетит их после школы: с момента, как ее сын будет отсут- ствовать вечером, это дает ей кого-то, для кого можно готовить. Она усадила ребят за кухонный стол и спросила, хотят ли они молока.
Конечно, – сказал Роман.
Милый? – спросила Линда.
Молочная кислота, – ответил Питер.
Точно, точно, – опомнилась она. Наполнив Роману стакан молока, указала на свой живот, вращением пальца. – Оно делает смешные вещи с его животиком, – объяснила она.
Глаза Питера блуждали за окном, наблюдая закат. Он дышал, как заметил Роман, с некой тревогой, потирая руками оба бицепса, как курильщик, вспоминающий, как давно он затягивался сигаретой в последний раз.
Итак, – начала Линда, – какие планы после выпуска?
Роман пожал плечами, словно это был вопрос такой же важности, что и о планах на выходные.
Думаю, мама купит мне какое-нибудь неплохое местечко в колледже.
Здорово, – сказала Линда.
Рука Питера схватила нож для масла со стола, независимо от каких-либо сзна- тельных мышечных команд. Она положила свою руку на его.
Он нервничает перед этим, – объяснила она. – Гормоны.
У меня есть «Занакс», – сказал Роман. Питер отказался.
Может чуть-чуть, попробовать на зубок, – сказала Линда.
Роман вынул свой контейнер для мятных леденцов и выудил две таблетки, одну он дал Линде.
Это больно? – спросил он Питера.
Питер покачал головой:
Не заметишь, если тебя переедет автобус.
Ты все еще… ты? – поинтересовался Роман.
Питер посмотрел на него. Гадая.
Линда потянулась и ухватила грубую щеку сына.
Он хороший мальчик – сказала она, подергивая плоть своими пальцами с жестоко- стью истинной любви. – Он радость его матери, милый маленький кролик.
Несколькими минутами до половины шестого трое из них вышли наружу. Лин- да проводила Романа к двери, в то время как Питер уже стоял на улице. Он снял свою одежду. Его тело коричневое с густыми островками черных волос. Пенис не обрезан. На правой стороне его ребер была вытатуирована буква, маленькая «г».
Что значит эта «г»? – спросил Роман.
«Гуляй, гондон» – ответил Питер.
Он шел вперед, распуская хвостик и волосы падали ему на плечи. Казалось, будто запах ниспадающей ночи успокаивал его расшатанные нервы и он двигался с грацией и авторитетом, не меньшим, чем выражала земля под его ногами. Воздух был практически беременный ожидаемой магией и угрозой, что с запозданием почувство- вав, Роман спросил в безопасности ли они тут.
Все в порядке, – успокоила Линда. – Просто стой позади.
Роман щелкнул пальцами и сказал:
Блядь.
Что? – спросила она.
Забыл принести Фрисби.
С тяжестью шамана, Питер поднял средний палец. Он взглянул на остатки солн- ца, закатывающегося за горизонт, как красный Меркурий и опустился на колени, голо- ва наклонена и волосы спадают на лицо. Он ждал, пока прозвучит тайное имя. Линда сжала руку Романа. Фетчит сел, с задранной вверх ногой и неторопливо принялся вылизывать себя.
Затем по плечам Питера пробежал спазм. Его ладони сжались, и пальцы врылись в грязь. Хватка Линды стала крепче. Питер закричал так, как нечто, о существовании чего на земле Роман даже не догадывался. Питер упал на бок, его лицо исказилось, словно его вытягивали тысячи невидимых крючков и мускулы задрожали, как змеи в безумной пляске, под кожей. Кот забежал в трейлер. Питер вцепился в пульсирующую плоть на своем животе, оставив мясистые раны, с пробивающейся через них влажной щетиной. Он схватился за кожу и решительно разорвал, плоть сошла, словно костюм для подводного плавания, обнажая кроваво-матовый жилет меха. Роман зажал ладонью нос, как только зловоние падали заполнило воздух, и небрежно то, что еще раньше было известно, как Питер сломилось в своей задней части, его нижняя часть била ла- пами освобождаясь от человеческого одеяния. Мокрый хвост прорвался и распрямил- ся. Оно выло все чаще и жалобнее, пока пасть прорывалась через его губы, раскрыва- ясь и закрываясь, его старое лицо было натянуто вокруг, как устаревшая маска. Оно перевернулось на четвереньки и яростно отряхнулось, разбрызгивая кровь, превращая ее в туман и лишая себя остатков людской кожи в буйной тряске.
Теперь перед ними в сумерках стоял волк. Роман пошатнулся к Линде; он поте- рял центр гравитации. Он не совсем знал чего ожидать от сегодняшнего визита сюда, гораздо меньше, чем открытие двух важнейших истин жизни: что человек может стать волком и, что если у тебя есть привилегия наблюдать подобную трансформацию, то это самая правильная и естественная вещь, которую ты когда-либо увидишь.
Бля, – прошептал Роман.
Волк был огромным животным, высоким и гладким и царственным, как королева луна, сверкнувший желтыми глазами новорожденного, он поднял губы, обнажив белые клыки, и вытянул передние лапы, мех шевелился в воздухе. Глаза Линды увлажнились, наполнившись абсолютом материнского эгоизма, и Роман с чистым восхищением за- видовал клыкам, тем белым, блестящим клыкам, злорадствующим над теми, у кого их нет. Конечно клыки оборотня более длинные и искривленные, больше присущие се- мейству кошачьих. За ними последнее слово; как только челюсти сомкнуться, ничто на земле не вырвется из них. Лупус сапиенс: мудрый волк. Так, Роман, живущий тут всю свою жизнь, наконец-то увидел, истинного хозяина леса. Все остальные – слуги.