-Я буду здорова, как лошадь, после сна, – сказала она.
Годфри раздумчиво почесал свой подбородок. Она оторвала последний лепесток одуванчика и отбросила стебель.
Он повернулся к Шелли:
- Не поможете ли мне с пациенткой, сестра?
Шелли улыбнулась.
Годфри вез их домой в грузовике Оливии. Оливия поинтересовалась здоровьем
Леты.
Давай не будем говорить о наших детях, – сказал Норман.
Чтож, это звучит чертовски привлекательно, – ответила она.
Она скинула свои туфли и задрала ноги на панель перед собой.
Не против, если закурю? – спросила она.
Против.
Она вернула прикуриватель на место.
В доме Годфри, после того, как Оливия наконец-то была уложена в постель, Шелли зависла в дверном проеме, но мама сказала ей уйти и набираться сил.
Шелли неохотно перевела взгляд с Оливии на доктора Годфри, с тоской из-за пути, которым закончилось их маленькое приключение.
Мама очень устала, милая.
Шелли уныло развернулась и зашагала вверх по лестнице. Годфри стоял в ногах кровати, руки скрещены.
Спи, – сказал он. – И, поешь что-нибудь. Если это произойдет снова, я настаиваю, чтобы ты обратилась к врачу.
Подойди – произнесла Оливия.
У меня нет причин подходить к тебе.
Норман, пожалуйста, можешь поцеловать меня на прощанье, как взрослый мужчина.
Годфри просунул свои большие пальцы в петельки для ремня брюк и подозри- тельно посмотрел ей в глаза.
Оливия, ты это симулировала?
Она рассмеялась.
Тебе хотелось бы так думать? Нет, вообще-то, я бы не поставила под угрозу свое чертово здоровье и сохранность моей дочери, ради привлечения твоего внимания. Мне просто была нужна помощь и спасибо, что протянул руку.
Ты принимаешь лекарства?
Ты четко высказал свое мнение на этот счет.
Это не то же самое, что «да».
Да, – ответила она. – Веришь ты или нет. Я не отношусь легкомысленно к твоим медицинским заключениям. Даже если у тебя манеры прикроватного монголоида. А теперь хватит быть хамом и поцелуй меня на прощание.
Годфри взглянул на свои часы, не проверяя времени. Затем подошел к двери спальни, и закрыл ее.
***
Твой офис, эта кровать. Мы ходим кругами, не так ли? Не пора ли нам как-нибудь ночью прошмыгнуть на завод?
Годфри выскользнул из ее объятий и, сев на край постели, рассматривал свои сброшенные на пол брюки, распластанные, как отброшенная змеиная кожа.
Сейчас не тогда – сказал он.
Кто знает. Тогда эта чертова голова лося Джей Ар, так была довольна собой, глядя на нас, хоть и висела над каминной полкой.
Он ничего не ответил. Она подвинулась к нему и, свернувшись, как вопроситель- ный знак вокруг, положила голову ему на колени. Она могла услышать свой запах от него. Она улыбнулась, но он не смотрел.
Норман, посмотри на меня.
Он смотрел вперед.
Норман, посмотри на меня.
Он опустил глаза и встретился с ней взглядом.
Институт один из самых передовых медицинских центров в мире, – сказала она. - Единственное, что сейчас важно – безопасность ребенка.
За окном, из-за деревьев выскочила лань, остановилась, наклонила голову и принялась слизывать с пня соль. Это было так скучно, собственно как со всеми оленя- ми. Он не уверен, смотрел ли он в окно несколько секунд или день. Она взяла его руку, отвела ее назад, и засунула себе между ног.
Ты все еще заставляешь меня мокнуть, как и всегда, – сказала она.
Он встал, чувствуя себя жалким. Он не знал из-за нее ли это, или из-за себя, по- тому что сделал это снова.
***
Роман шел вдоль Индейского ручья к своей машине. Он выбросил трусики Лизы Уиллоуби в воду и вытер руки о свои брюки. Там лежала пустая пивная банка на его пути, и он ее пнул, ударившись о камень, она приземлилась ровно в середине ручья.
Гол! – воскликнул он.
Он достал из кармана телефон и включил его. Одиннадцать пропущенных вызо-
вов.
Бля, – произнес он и побежал к автомобилю.
Когда он приехал домой, доктор Годфри сидел за обеденным столом со стаканом
в руе.
Твоя мама спит на верху, – сказал он. – С ней все в порядке. – Затем, в ответ на неза- данный вопрос. – Я жду такси.
Я могу отвезти тебя домой, – предложил Роман.
Годфри отмел подозрения.
Спасибо, оно уже едет.
Не проблема. Я-то прямо здесь.
Все в порядке.
Роман пожал плечами и прошел дальше, вышеизложенный обмен фразами был самым большим между ними, за последние месяцы. Годфри отхлебнул, задержал напи- ток на языке, проглотил.
Сначала допью.
Когда «Ягуар» отъезжал от дома, ни один из них не заметил обиженно сгорблен- ный силуэт, наблюдающий за ними через чердачное окно.
Как у нее дела? – спросил Годфри на трассе. – Твоей матери. В общем?
Психованная, – ответил Роман. – А так, более или менее сохраняет статус кво.
Годфри покачал головой и направил взгляд в окно. Они проехали торговый центр, на автобусной остановке которого, был молодой, пухлый черный парень в фут- болке с Черепашками Ниндзя, скомканными на складках его живота, у него было мо- роженное, которое он не ел, а просто пялился на него, оно стекало, стряхивал на зем- лю, смотрел, снова стекало, снова стряхивал капли, словно это было задание, данное ему в вечное наказание в загробном мире.
Роман посмотрел на него.
Как ты? – спросил он.
Годфри удивился вопросу. Но почему? Парень делит с ним кровь и имя; почему должно быть удивительно, что отпрыск двух ближайших людей в жизни Годфри, тоже является человеком? Он не знал как ответить и заметил, что испытывает замешатель- ство: в данный момент он не был ни отцом, ни доктором, ни даже любимым дядей и, фактически, не имел никакой ясной роли или ожиданий.
Ты не знаешь, от кого залетела моя дочь? – спросил он.
Нет, – ответил Роман. – Если бы знал, сейчас он уже был бы на дне реки.
Это так поразило Годфри, что он понял, как пропустил момент, когда его моло- дой племянник стал таким заботливым молодым человеком. Роман, как воспитанный одной лишь матерью ребенок, жаждал одобрения старшего, и старался подумать о чем- то полезном, что можно добавить.
Если узнаю больше, чем ты, то скажу, – произнес Роман. – Если это то, о чем ты про-
сишь. Но, все, что я могу сказать: кажется, она… счастлива. Не знаю хорошо это или плохо.
Они проехали мимо открытого канализационного люка, мужчины в касках вытя- гивали из его темноты что-то тяжелое, напряженно таща опущенную в его чрево верев- ку.
Как и я, – ответил Годфри.
***
Лета сообщила Питеру, что он как раз вовремя, чтобы сопроводить ее за покуп- кой замороженного йогурта. Они пошли в «Твист» и она поведала ему вторую часть информации, выведанной у отца.
Итак, тетя Оливия не самый обожаемый член семьи, но я немного узнала про нее.
До сих пор не уверена откуда она родом; думаю, Джей Ар влюбился в нее, увидев на сцене. То есть, он определенно влюбился. (Черт, не знаю сколько козлов надо принести в жертву, чтобы выглядеть как она, в ее-то возрасте…) Но когда она была пациент-
кой отца, мне казалось, что у нее были достаточно серьезные проблемы, до рождения Романа. Но в итоге рассудок потерял именно Джей Ар. Очевидно, он сделал несколько довольно диких обвинений на ее свет.
Питер взял соломинку и разгладил ее.
Например, какие?
Он не рассказал мне ничего конкретного, но должно быть это что-то очень сумасшед- шее; папа до сих пор очень этим расстроен. И, оказалось, есть предсмертная записка, она пришла с почтой… днем позже. Он никому ее не показывал. Я хотела спросить
его, что там говорится, но по его лицу поняла – пора менять тему.
Он вставил один конец соломинки в другой – получился овал.