нейших событий, будто это так работает: ты заходишь так далеко, и в тебе что-то пере-
ключается, и уже не винишь себя за то, что ты маленькая шлюшка, жаждавшая член. Но теперь она поняла: это все не так. На самом деле ты не меняешь свое решение, то, что меняется, это твое тело, говорящее что правильно, а что нет, и до сего момента она не подразумевала, что подобные вещи могут резко начать казаться столь неправильны- ми. Она начала бороться с узлом, но он держал ее крепко.
Роман! – сказала она.
Чувство присутствия исчезло с его лица, его зеленые глаза были окнами в ничто.
Они были как ртуть.
Роман, пожалуйста, развяжи меня, – попросила Эшли. – Мне это не нравится, Роман.
Он, крепко зажав ее бедра, надавил и вошел в нее. Она была очень влажная от собственных выделений и его слюны, и было нечто уникально ужасное в легкости его насилия.
Роман! Роман, хватит. – Сказала она в надежде, что он просто увлекся, как иногда это свойственно парням. Но в его глазах она увидела другое: что-то ушло из них, и она не знала куда.
Он двигал своими бедрами быстро и сильно. Она попыталась скрестить ноги, поме- шать ему, но он твердо держал их своими руками.
Роман, хватит!
Самое страшное, что он хотя бы мог выглядеть, будто ему хочется этого. Часть ее не ощущала связи происходящего с ее телом с насилием, лишь, шатающаяся в такт, спин- ка кровати напоминала ей об этом. Она была слишком напугана, чтобы говорить, но слышала свои мольбы, слышала свой плач и всхлипы и звучала именно как истеричная девка, которая сама себя бьет или режет или что-то еще. Она приказала телу замолчать. Как бы он не желал от нее другого, он не получит ее страданий.
Но ее тело не хотело сотрудничать. Она слышала, как оно продолжает бороться и ума- лять его и отказываться принять, что позволить этому продолжиться, пока все само не закончится – лучшая идея. Оно отказывалось принимать такое обращение с плотью. И она смирилась: ее глупое тело не так уж и ошибается.
Затем Роман остановился. Он наклонился и приблизил свое лицо к ее. Он смотрел ей в глаза. Его глаза были окнами в ничто. А затем в них не стало окон, осталось только ничто.
Ты хочешь, – сказал он.
После этого она снова почувствовала себя, ощутила себя в этой комнате, в этой крова- ти, трахающейся с Романом. Худой, выделяющиеся на его шее и руках вены, кимоно, развивающееся эфирным призраком позади него – и она хотела больше, чем уже полу- ченное могло ее удовлетворить.
Он посмотрел в ее глаза и приказал сказать ему, что он урод – она подчинилась. Заста- вил повторять ее снова и снова. И каждый раз ему было больно от ее слов. Он смотрел в ее глаза.
Кончи, – сказал он.
Она вскрикнула одновременно с тем, как эта команда прошла по самым потаенным и скрытым уголкам ее тела.
***
Роман взял свою одежду и вернулся в комнату, начав работать с узлом, ослаблять
его и освобождать ее. Он натянул на ее ноги трусики, а после и пижамные штаны. Он поднял ее руки и через голову надел на нее футболку. Подтянул ее плед, укрыв ее до подбородка, и взял ее за руку.
Он смотрел в ее глаза.
- Меня тут никогда не было, – сказал он. – Представь себе что-то хорошее.
Ты Не На Твердой Земле
Воздух был влажным и пах грязью, и яркое солнце пело вылезших на поверх- ность червей, заставляя Романа выбирать, куда ступать на подходе к Белой Башне. Он остановился и вынул немного кокаина из кармана своей куртки, в итоге чувствуя себя хорошо из-за безграничных возможностей, что дарило это новое утро. Вся эта черто- ва аккуратность шла вразрез с его генетической предрасположенностью, и если он и вынес какой-то урок из истории, величайшими убийцами всегда оказывались не те, на кого думали. Джейкоб Годфри однажды сказал, что единственное, что может зависеть от других людей – их воздействие на работу твоего желудочно-кишечного тракта, и никогда прежде Роман не понимал его слова так остро, как сейчас. Именно Годфри по- строили этот город, и только они могут спасти его от самого себя. Они ему не нужны. Они могут идти сосать друг другу хуи. Они ему больше не нужны. Он вдохнул кокаи- на каждой ноздрей. Солнце отражалось от одной стороны Башни и он поймал себя на том, что наблюдает за ним, свет бил ровно в его глаза и тень начала застилать разум…
Он встряхнул головой. Только не сейчас.
Чертова аккуратность, – сказал он, возобновив шаг.
Могут сосать друг у друга хуи, – произнес он.
Вошел в здание, стерильный воздух окутал его, и он с решимостью подошел к Приемной, где худощавый мужчина поднял на него глаза, оторвавшись от газеты с гороскопами.
Чем могу помочь? – спросил он.
Мне нужно увидеть доктора Прайса. – ответил Роман.
Доктор Прайс вас ждет? – поинтересовался мужчина.
Нет. Но мы увидимся с ним.
Могу я узнать цель вашего визита?
Роман, положив руки на стойку и наклонившись:
Как твое имя?
Мужчина сделал лицо говорящее: Боже, дай мне сил и ответил:
Мое имя…
Роман перебил его.
Да мне насрать. Мое имя Роман Годфри. И я здесь – увидеть доктора Прайса.
Мужчина затих, затем поднял трубку. Вот как тут все делается.
Ожидая, он водил уставшими ногами по полу. Свет ламп, как желейные рыбки, плавал по полу.
Эй, – сказал мужчина, привлекая его внимание. – Какой у тебя знак?
Овен – отозвался Роман.
Мужчина уставился в газету.
«Чувства будут обманчивы, как сны вещи. Вы не на твердой земле. Не смотрите вниз».
Это что, хайку? – спросил Роман.
Мужчина только принялся считать слоги, загибая пальцы, как доктор Прайс вы- шел из лифта и подошел к ним. Любое возмущение, которое он мог испытывать из-за того, что его прервали или от того, что тут делал парень независимо от своей матери, на стороне которой он был, как хирургический скальпель для общественных функций, где их влияние было ограничено рамками города, не было очевидно по его лицу.
Большой начальник, – с улыбкой сказал Прайс, здороваясь с ним за руку. – Вот так сюрприз. Что привело тебя к нам?
Роман, улыбнувшись в ответ:
Проект Уроборос.
Прайс, поджав губы, в замешательстве:
Чтож, не думал, что тебе это будет интересно.
Похоже, что стало, – ответил Роман.
Они смотрели друг на друга. Вошло несколько лаборантов и остановилось, на- блюдая за необычным отношением между лордом и вассалом. Наконец, Прайс пожал плечами и предложил Роману проследовать за ним. Он повел его в Лабораторию Гер- петологии и воссоздал то же представление, что и для Нормана Годфри.
Ой, подождите, нет, – сообщил лаборант. – Тут десятичное число.
Прайс обратив лицо к Роману, примирительно произнес:
Не самая волнующая минута, я полагаю, но надеюсь именно это ты и искал. Если хочешь, можем посмотреть на протезы – у нас есть рука робота, которую можно заста- вить играть в Ninrendo сигналами твоей мозговой деятельности.
Роман, не глядя на лаборанта, приказал:
Выйди вон.
Лаборант посмотрел на Прайса.
Ты что, только что попытался схватить меня за член? – спросил Роман у лаборанта.
Лаборант был встревожен.
Я прямо сейчас позвоню в службу защиты детей и скажу, что ты пытался потрогать меня за член, – сказал Роман.
Прайс кивнул лаборанту и тот вышел.
Твой отец был таким же жестким, – любезно произнес Прайс.
Покажи мне то, ради чего я пришел, – велел Роман. – Проект Уроборос. Настоящий проект. Он под землей и я хочу, чтобы ты отвел меня туда.
Прайс, рассмеявшись:
Если здесь есть какой-то секретный подземный эксперимент, уверен, я тоже хотел бы на него посмотреть.
Не смей блядь смеяться надо мной! – крикнул Роман.
Прайс перестал смеяться. Он предложил Роману присесть. Роман не сел. Они посмотрели друг другу в глаза.