Но произошло то, что могло показаться смешным в других обстоятельствах: про- вод удлинителя отдернул это назад в воздухе с подрезанным визгом, все тело, щелкнув позвонками, рухнуло на землю. Оно рвалось вперед, царапая пол когтями, и чем силь- нее были попытки сопротивления, тем туже затягивалась петля удлинителя. Из лязга- ющей пасти брызгала пена, ее белые хлопья попали Питеру на лицо, когда он появился из-за скамьи. Лицо Питера спокойное и понимающее. Понимающее зверя. Его имя, не такое уж тайное, было Боль.
Роман, заграждая собой Лету, возился с кейсом, наконец, достал секиру и наде- ялся, что у Питера еще остались какие-нибудь карты в рукаве, потому что, держа ее сейчас в своих руках перед лицом примитивной ярости, выпущенной из клетки, он осознал – нет такого оружия, которое способно победить этого зверя. Еще меньше ком- форта доставляло то, что Питер спокойно стоял там, наблюдая, как белый волк зарычал и вспенился, напрягшись так сильно, что чуть не удушился, и шнур уж точно долго его не удержит, а Питер просто стоит там, будто смотрит как догорает сарай, от попавшей
в него молнии, или на любой другой природный феномен, происходящий по случайно- сти.
Сделай же что-нибудь! – крикнул Роман. У него не было лучшей идеи.
Питер отвернулся от белого волка и Роман заметил теперь, что он что-то держит в руках, ранее лежавшее за скамьей. Банка. Питер вытер волчью слюну с лица. Затем открыл емкость и погрузил в нее руку. Это не то, что имел в виду Роман. Белый волк отступил и предпринял еще одну попытку броска, дернулся в другую сторону, шнур запутался вокруг его задней лапы. Как актер, наносящий сценический грим, Питер натер жиром свое лицо и повернулся обратно к белому волку. Роман понял.
Питер! Нет!
Но Питер проигнорировал его. Белый волк, зажав провод в челюстях, сомкнул их вместе с режущим слух щелчком и поднялся во весь рост с перегрызенным удлините- лем вокруг шеи. Оно двинулось вперед и остановилось перед Питером. Лета закрича- ла, наконец-то присоединившись к происходящему, и впилась ногтями в плечо Романа, стараясь вырваться от него, но он крепко держал ее, помня, что у него есть работа, которую нужно делать и он ее делал. Стоять между этим и ею.
Белый волк обнюхал лицо Питера и пробно облизал. Питер стоял. Он закрыл свои глаза. Как будто оценивал аромат духов или ожидал поцелуя. Но на самом деле он вспоминал. Это был первый волк, с которым он столкнулся после Николая, он вспом- нил с внезапной живостью чувство языка Николая. Прекрасное воспоминание, пойдет для последнего, прежде чем он лишится своего человеческого лица.
Белый волк прыгнул и сорвал лицо с его тела.
Лета продолжала кричать, но Роман не был уверен: что-то не так с его слухом или же крик где-то далеко, далеко позади. Питер сжался на полу, а белый волк опустил голову и лакомился остатками жира. Плохой знак, зверь погрузивший морду в лицо
его друга, и перед глазами Романа всплыла старая цитата, которую Джейкоб Годфри счел важной записать позади своего портрета: НАША ЛЮБОВЬ НЕ ДОЛЖНА БЫТЬ СУЩНОСТЬЮ СЛОВ И МИЛЫХ ТОЛКОВ. ОНА ДОЛЖНА БЫТЬ ОТРАЖЕНИЕМ
ДЕЙСТВИЙ И ИСКРЕННОСТИ. Роман кивнул. Настал его момент. Этот зверь не хочет его, он хочет ее, и этому не бывать. Оно придет за ней, и он бросится на него и, возможно, сумеет убить, хотя, скорее всего, оно убьет его, но, в любом случае, сперва
оно должно пройти через него. Он видел в зеркале бьющееся сердце, его Убийство,
и он знал, сердце было его собственным, как и все сердца, от этого не спрятаться. Но ради нее он готов, может он и не был воином, но одно точно управляло им – величай- шая и эпическая сила любви.
Белый волк наконец-то закончил и поднял голову, оставив на полу что-то блестя- щее, и поднял глаза на них. Роман схватил Лету за запястье и сказал:
Когда крикну, беги! Беги за больничный блок, и спрячься так хорошо, как сможешь. Справишься?
Она не ответила ему, и он увидел ужас и скорбь в ее глазах, понял, чтобы она сейчас не попыталась сделать, она ошибется. Варгульф сделал первый шаг от Питера к ним.
Роман заглянул ей в глаза.
Переживи это.
Но затем раздался испуганный визг, белый волк отпрянул в сторону. Челюсти коричневого волка сомкнулись на его горле. Варгульф дико забился, потянув за собой полностью сформированного волка из разорванной куколки кожи и плоти, которая еще мгновение назад была парнем по имени Питер. Белый волк отчаянно трясся, но клы- ки коричневого сжимались лишь с еще большей непримиримостью, потому он был вынужден изменить траекторию, вжаться в себя, вывернуться и вонзить клыки в тело врага. Клыки оборотня закончат историю.
Роман смотрел, как два зверя рвут и кромсают друг друга с яростью, отбрасы- вающей их назад и толкающей вперед, бьются об стены, перелетают через скамьи и вертятся на полу; белый волк в три раза больше, но коричневый не выказывал страха, только намерение, намерение сдерживать и сдерживать его, даже за пределами разум- ного, просто сдерживать его. Намерение, которое сломает лишь смерть. И, пока они ка- тались и кусались и царапались, с прижатыми ушами и раскрытыми пастями, обнажив белые зубы и черные десна, а земля под ними окрашивалась красным, оба сохраняли тишину все это время – как только началась битва, оборотни не произнесли ни звука
зная, к чему ведет их столкновение. К смерти. В громогласной тишине, было ясно одно: ни один не выживет в этом сражении.
Белый волк оторвал половину уха коричневого и его острые когти вонзились тому в брюхо и распороли его, но он не мог доставить боль такой силы, чтобы из-за всей своей дикой мощи коричневый смог ее осознать. Все, как заведено. Добро про- тив зла во всей своей сырости и элементарности проявления. Но стоя, признательным абсолютному катарсису происходящего, что раньше казалось Роману необходимой данностью, теперь становилось утомительным. Утомительным, поскольку он преждев- ременно почувствовал тяжесть того, насколько, блядь, грустно ему будет до конца его дней.
Он уловил тихое бормотание рядом со своим ухом. Это была Лета. Она моли- лась. Она молилась своему ангелу. Ах ты, сумасшедшая сучка, подумал Роман и тоже начал молиться.
Именно в этот миг, потемневший за окном свет, принял чудаковатый голубой оттенок и вместе с ним раздался низкий и отдаленный гром. Но свет не пропал, как это бывает при ударе молнии. Он начал становиться ярче. Что бы это ни было, оно двигалось. Приближалось. И Роман, почувствовав дрожь в коленях, понял, что грохот был не от грома, тряслась сама земля. Между тем, собачий бой все продолжался. Лета
замолкла, а Роман задался вопросом, могло ли произойти столь смехотворное боже- ственное вмешательство. Неужели на их мольбы кто-то ответил?
Свет продолжал становиться ярче, прорываясь через щели под дверьми, высве- чивая пыль, кружащую в его лучах; основание часовни трепетало. И в этот миг связь, что ранее ускользала, неожиданно щелкнула в голове у Романа: Дженнифер Фреде- рикс. Дженни.
Ох, – произнес Роман, и толкнул Лету на пол, закрыв ее своим телом, тут же двери сорвались с петель и дождь из стекол разбитых витражей пролился ему на спину, ком- ната залилась ярчайшим светом, который можно заметить из кабины самолета, и разъ- яренный гигант взревел в тишине. Последовали звуки отвратительной мести, жестокие и короткие. Сначала стук отброшенного от драки тела одного волка, затем хруст и короткий вой другого ломающегося тела.
И так же неожиданно все прекратилось. Роман заморгал, привыкая к освеще- нию, как ослепленный снегом, разглядывал последствия. Двери сорваны и отлетели к скамьям. Коричневый волк истекает кровью и неподвижно лежит у стены. На коленях в профиль против сумерек его сестра, грудь вздымается, а руки качают еще одно обна- женное тело мертвой девушки, спина изогнута и из нее торчит фрагмент позвоночни- ка. Шелли взглянула на своего брата. Ее глаза бездонные, величиной с блюдца. Впер- вые в своей жизни она приняла решение навредить другому живому существу.