Он встал, осторожно стряхивая пыль и осколки с рукавов. Подошел к ней.
Положи ее, – сказал он. – Положи ее, Шелли.
Положил руку ей на спину. Ее лицо прижалось к его. Он взял себя в руки, чтобы выдержать его вес. Сказал ей, что все будет хорошо. Снова попросил, положить девуш- ку. В этот миг он увидел, что это еще не конец. Именно тогда он заметил мужчину.
Мужчина стоял снаружи. На самом деле он пришел сюда, чтобы прогуляться, проветриться, зная, что хор его мыслей не придает чести не ему, ни тем более тем, кого он потерял. Но теперь, привлеченный шумом в часовне, он стоял снаружи с ненави- стью в сердце и дробовиком в руках, и его глаза не воспринимали ничего, кроме убий- цы еще одной мертвой девочки.
Женская часть аудитории, возможно, захочет сейчас закрыть свои глаза.
Крики Романа утонули в звоне первого выстрела шерифа. Шелли покачнулась от попавших пуль, но не упала, зато Кристина Венделл скатилась с ее рук на пол. Роман сделал необдуманное движение, начал махать руками в воздухе, заставляя шерифа це- лить в него, а не в сестру. Шелли грубо схватила его за шиворот и отбросила в сторону. Роман отлетел назад и подальше от угрозы, в то время как следующий выстрел попал ей в грудь.
Роман продолжал кричать и пытаться встать на ноги, но тут Шелли зашевели- лась. Она неуклюже спускалась по ступеням и издала низкий звук боли, когда шериф Сворн выстрелили в нее в третий раз, но она добралась до земли и вприпрыжку бро- силась мимо него, и он развернулся и заряжал следующий патрон, когда винтовка выскользнула у него из рук из-за неаккуратно поспешного передергивания затвора, и Роман подошел к нему и заглянув в глаза сказал металлическим голосом: - Не стреляй- те в нее. Пожалуйста, не стреляйте в нее, – и побежал следом за Шелли, выкрикивая ее имя. Но она не остановилась, она не могла остановиться, она была, как запущенная па- ровая машина, которая способна только набирать и набирать обороты, быстрее убегая
в лес и вверх по одинокой тропинке, и Роман бежал следом на звук сломленных веток,
пока она продиралась через них вверх по холму, снова начиная светиться, с каждым шагом все более ярко и импульсивно, оставляя в воздухе тонкие лучи света, а ветки и даже целые деревья ломались и падали, пока гигант стремительно несся в одном
направлении, они, все, что оставалось после нее на земле, и далеко позади нее Роман достиг вершины холма, чтобы увидеть только повисшее в сумраке голубоватое свече- ние; с высоты она выглядела как светлячок, бегущий к Институту, месту своего созда- ния, приближаясь все ближе и ближе прежде, чем начать мигать, а потом окончательно скрыться из его поле зрения, словно сама земля проглотила ее. Роман остановился и перевел дыхание. Его джинсы были холодными спереди. Видимо, в какой-то момент его мочевой пузырь не выдержал, а он не заметил. Он увидел нитку от платья Шелли, зацепившуюся за куст, вытер насухо руки и принялся распутывать. У Романа была се- рия предписаний, необходимых для поддержания порядка и баланса в мире. Например, у него был союз с простым и гармоничным числом 4 и кратными, но непримиримая война с простыми числами; простые числа эмиссары тьмы. Он нажимал кнопку отклю- чения будильника фиксированное количество раз, в зависимости от часа, в который тот сработал, предпочел бы наступить на гвоздь, чем на трещину, не мог уснуть, пока не удостоверится, что все ящики и шкафы в доме плотно закрыты, заходил в воду с левой ноги, и всегда развязывал узлы. Но работая трясущимися руками, освобождая одно волокно и еще одно и еще, отчаянно терял индивидуальность и четкое видение нити в свете Института, впервые в жизни его посетила мысль, что то, что он делает, не имеет никакого смысла. Что не существует протокола, который может уладить вещи, произо- шедшие сегодня во имя добра или зла, не важно. Он бросил нить на землю, не закон- чив работу. Он никогда раньше не поступал так. Даже не мог представить себе такого. Он упал опустошенный. Он никогда не представлял себе такой пустоты.
А затем, в Белой Башне погасли огни.
***
Лета подошла к волку. Он лежал на боку, безвольный, хрипящий и заляпанный кровью. Она легла рядом, притянула его тело к себе и заглянула в глаза. Волк посмо- трел в ответ и это были глаза Питера. Она единственная поняла истинный секрет Пите- ра: даже волком, он никогда не был «им», только собой, всегда Питером. Она зарылась лицом в его мех и вдыхала его собачий запах, пока мудрый волк умирал. Она лежала с его телом, в своих руках и закрыла глаза.
Когда она открыла их снова некоторое время спустя, ее щека утыкалась не в мех, а в плоть, розовую и влажную и теплую. Человеческую. Ее руки поднимались и опускались вместе с его грудью: он дышал. Она села ошеломленная и взглянула на
Питера. Питера сплошь розового и влажного. Она не знала что делать, начиная с неко- его оккультного понимания, возвышающегося над всеми законами природы, что по- просить еще одно чудо, будет не просто чрезмерным, но сделает ее самой эгоистичной персоной из живущих на свете.
- Я приму это, – прошептала она.
Питер застонал и сжался, но не очнулся. Она подвинулась ближе, ее губы почти касались его лица. Она не понимала произошедших только что вещей, ей и не надо было. Как говорят: Смерть это блядское волшебство. И с нежностью, которой не полу- чишь от поцелуя, она лизнула его.
Ты Должен Обратить Свое Сердце В Сталь
Зима была холодная, но за ней наступила весна. Прошло уже шесть месяцев с инцидента в часовне и, хотя после той ночи осталось множество вопросов, они были риторическими. Поскольку убийства прекратились. Как и Почему – все равно, что ловить приведение за хвост; убийства прекратились и жизнь в Хемлок Гроув пошла дальше. Белая Башня снова освещена, как и всегда, но контрольный пакет акций ушел от Нормана Годфри. Основными владельцами теперь были Оливия Годфри, по дове- ренности ее сына, пока ему не исполнится, уже скоро, восемнадцать леи т «Лод ЛЛС». Время от времени Оливия, доктор Прайс, и человек властной наружности, да военной выправки, с перстнем, при ближайшем рассмотрении, в виде змеи и креста, могли быть увидены прогуливающимися по спиралевидной тропинке вокруг Института, по какой причине, кроме наслаждения неожиданно потеплевшей погодой, все могли толь- ко догадываться. Доктору Годфри остались лишь вопросы, да и те были тоже ритори-
ческими. Вопрос это дверь, а не открытая дверь просто часть стены и пока она таковой остается, она справляется со своим предназначением. Убийства прекратились. После получения единовременного платежа, невероятной суммы, от «Лод ЛЛС», переведен- ной с банковского счета в Люксембурге, он вложил их в «Благотворительный Фонд Годфри», поставив своей жене условие, что, чтобы ни было на них построено, оно может иметь любое название, но с его именем в нем. Также были планы переделать завод в интерактивный индустриальный музей и центр обучения, а главным аттракци- оном выставки должен был стать аутентичный котел Боссемера. (Были слухи, что там живут приведения.) На деревьях щебетали кардиналы и щеглята, а на земле лежала жадная, до всасывания в себя ваших ботинок, грязь и наконец, тринадцатого апреля, после самого долгого за последние годы заморозка, Питер наверстывал упущенное время со своим гамаком, когда резкое тепло разлилось по его Свадхистане. Он прислу- шался к звукам ветра: как рев далекой толпы.
Ну, значит, я буду… – сказал он.
Через секунду зазвонил телефон, и он вошел внутрь. Последний звук ветра забе- жал за ним через открытую дверь трейлера, теперь вдвое большего. Он ответил на зво- нок, ожидая приятных новостей. Это было предрешено; она могла разродиться в лю- бой момент, но некоторые вещи никогда не могут быть ожидаемы, неважно как сильно вы к ним были готовы. Питер ничего не сказал; будучи философом, он сохранил мол- чание. Фетчит прыгнул на кухонный стол и мяукнул. Черный кот, недавно нашедший дорогу к двери Руманчеков. Питер зажал телефон плечом и, подойдя к шкафу, достал банку тунца.