Внезапно Лили смолкла и прислушалась. Я последовал её примеру.
— Джин, ты не видел в последние четверть часа мисс Ленокс? Она пошла варить яйца.
Мисс Ленокс жила через дорогу и приходила готовить нам завтрак. Странное существо в шотландском берете, с багровыми комковатыми щеками и, как все старые девы, с придурью. Шастала по углам, как мышь, и утаскивала домой пустые бутылки, картонные коробки и прочий хлам.
Я пошёл на кухню и увидел это несчастное создание замертво лежащим на полу. Сердце пожилой женщины не выдержало моего буйства. Яйца по-прежнему варились в кастрюльке на огне. Я выключил газ и дотронулся до маленького беззубого лица — оно уже начало остывать. Душа неуловимой струйкой воздуха вылетела в окно. Конец. Все вокруг — зимний сад, снег, кора, ветви — пыталось довести это до моего сознания. КОНЕЦ.
Я ничего не сказал Лили. Зачем-то нацарапал на листке бумаги: «Не беспокоить» — и, приколов к юбке покойницы, отправился к ней домой.
В её коттедже мне пришлось перебираться из комнаты в комнату сквозь нагромождения ящиков, старых детских колясок и картонных коробок, которые она собирала. Коляски были образца прошлого века, так что где-то здесь могла быть и моя младенческая люлька. На полу валялись пустые бутылки, лампы, маслёнки, подсвечники, хозяйственные сумки, набитые верёвками и тряпьём. А на стенах красовались календари, вымпелы и старинные фотографии.
И вот что я подумал: «Господи, какой стыд! До чего мы докатились! Что творим! Впереди — наш последний приют, тесная комнатка без окон и дверей. Так, ради Бога, Хендерсон, сделай над собой усилие, найди какой-нибудь выход! Ты тоже сдохнешь от этой заразы. Смерть уведёт тебя за собой — и ничего не останется, кроме мусора. Но сейчас-то у тебя ещё что-то есть! Ради этого последнего — срочно уноси ноги!
Лили проливала слезы над несчастной старушонкой.
— Джин, зачем ты сделал эту надпись?
— Чтобы до появления коронёра её никто не трогал. Так положено по закону. Я сам к ней почти не прикасался.
Я предложил Лили выпить — она отказалась. Тогда я наполнил графин «бурбоном» и залпом опорожнил его. И не получил ничего, кроме изжоги. Никакому виски было не под силу отменить прискорбный факт: старушка стала жертвой моей дикости, не выдержала её, как другие не выдерживают духоту или подъем по высокой лестнице. Лили это тоже поняла и забормотала что-то себе под нос. Однако потом заткнулась. Бледное лицо потемнело.
Когда катафалк свернул на подъездную аллею, я сказал Лили:
— Помнишь, Чарли Элберт собирался в путешествие по Африке? Он отбывает через пару недель. Давай поставим «бьюик» в гараж: тебе вряд ли понадобятся два автомобиля.
И она впервые не стала возражать.
— Может, тебе и впрямь лучше на время уехать.
— Надо же что-то делать.
Так мисс Ленокс отправилась на погост, а я — в аэропорт в Айлдуайлде, чтобы лететь в Африку.
ГЛАВА 5
Я познакомился с Чарли Элбертом, ещё когда под стол пешком ходил. Мы вместе посещали школу танцев; такая дружба не забывается. Чарли на год младше меня и лишь незначительно уступает мне богатством, но после смерти матери должен унаследовать ещё одно состояние. С ним-то я в поисках выхода и рванул в Африку — и, похоже, дал маху, но как бы я добрался туда сам по себе? Для такого путешествия нужен предлог. Для Чарли и его жены таким предлогом стало желание пофотографировать тамошних жителей и диких зверей, потому что во время войны Чарли числился фотографом в армии Паттона. Он так же, как и я, не мог усидеть дома, вот и освоил ремесло фотографа.
Ну вот. В прошлом году я попросил Чарли приехать и запечатлеть на фотоплёнке несколько свиней. Он обрадовался возможности блеснуть мастерством и действительно сделал ряд отменных снимков. А когда мы вернулись в усадьбу, признался, что помолвлен. Я сказал:
— Чарли, ты кое-что смыслишь в шлюхах, но велики ли тви познания по части благородных девиц?
— Невелики, — согласился он. — Но она — уникум.
— Знаем мы этих уникумов!
Тем не менее, мы спустились в студию и выпили за помолвку. Чарли попросил меня стать шафером на свадьбе. Мы пили и предавались воспоминаниям о школе танцев, вызывая друг у друга ностальгические слезы. И растрогались до того, что он предложил мне сопровождать их в Африку, где они собирались провести свой медовый месяц.
Я явился на свадьбу и оказал Чарли моральную поддержку. Но после церемонии забыл поцеловать новобрачную, чем заслужил её холодность, а затем и враждебность.
Стараниями Чарли экспедиция была снаряжена по последнему слову техники. У нас были переносной генератор, душ, горячая вода — я лично все это воспринял критически.
— Чарли, — увещевал я приятеля, — на фронте мы обходились без подобной роскоши. Черт возьми, мы же солдаты, закалённые солдаты!
Видит Бог, мне претило путешествовать по Африке в таких условиях.
Но вообще-то я собирался остаться там навсегда. В Нью-Йорке, покупая билет на самолёт, мне пришлось выдержать трудный бой со своими сомнениями: брать или не брать обратный билет? Чтобы доказать самому себе серьёзность своих намерений, я взял билет только в один конец. Так что мы вылетели из Айдлуайлда в Каир. Там я сел в экскурсионный автобус, чтобы совершить паломничество к сфинксу, а дальше мы полетели внутренним рейсом. Африка ещё с воздуха произнесла на меня сильное впечатление. Сверху она действительно походила на древнюю колыбель человечества. Паря над облаками на высоте три тысячи миль, я почувствовал себя этаким небесным семенем. Из трещин в земной коре, отражая небесную синь, сверкали реки. Я грезил наяву, глядя на облака сверху вниз, и с изумлением думал о том, что в детстве точно так же предавался мечтам, глядя на них снизу вверх. А если твоему поколению, как до сих пор ни одному другому, выпадает любоваться облаками с обеих сторон, тебе легче смириться с перспективой безвременной кончины. Тем не менее, мы каждый раз ухитрялись благополучно приземлиться.
Явившись в Африку с грузом проблем, я не мог не удивляться: «О, как щедра и разнообразна жизнь!» Я поверил, что обрету здесь свой великий шанс. Жара, буйство красок — все это оказало на меня благотворное воздействие. Ничто больше не давило на сердце; я не слышал никакого внутреннего голоса. Чарли, его жена, я и несколько туземцев разбили лагерь на берегу какого-то озера. Вода была очень мягкой, с тростниковыми зарослями и подгнившими водорослями; в песке копошились крабы. Среди водяных лилий маневрировали крокодилы, широко раскрывая жаркие пасти. Туда залетали маленькие птички и чистили им зубы. Местные жители почему-то имели грустный вид. На деревьях вместо цветов были перья; вместе со стеблями папируса они напомнили мне погребальные украшения, а после трех недель общения с Чарли (я помогал ему таскать фотокамеру и тщетно пытался заинтересоваться фотографией) я вновь испытал внутренний разлад, вплоть до того, что услышал знакомый голос: «Я хочу, я хочу, я хочу!».
Я сказал Чарли:
— Не хочу тебя обижать, но, похоже, втроём нам тесно в Африке.
Он флегматично посмотрел на меня через солнечные очки. Неужели это тот оголец, с которым я посещал уроки танцев? Как же нас изменило время! Единственное, что осталось от прошлого, это шорты. Элберт сильно раздался в груди, но уступал мне ростом, поэтому был вынужден смотреть на меня снизу вверх.
— Это ещё почему?
— Чарли, я благодарен тебе за возможность исполнить свою давнюю мечту — приехать в Африку, — но, видит Бог, я сделал это не затем, чтобы щёлкать виды. Продай мне один джип, и я оставлю вас в покое.
— Куда же ты поедешь?
— Не знаю. Знаю только, что здесь мне не место.
— Что ж, коли тебе приспичило, валяй, Джин, я тебя не держу.
И все потому, что я забыл поцеловать его жену после церемонии бракосочетания, чего она мне так и не простила. За каким чёртом ей понадобился этот поцелуй? И почему я не поцеловал её? Должно быть, задумался, а она решила, что я ревную Чарли. В результате я испортил им медовый месяц.