Юлия Эфф
Хендлер, или Белоснежка по-русски
Пролог
Чуть больше 10 лет назад. Калининград. Фестиваль музыки
Первые два дня в Калининграде, как обычно в подобные поездки, тринадцатилетняя Настя пребывала в некотором культурном и цивилизационном шоке: ещё бы, после вымирающей уральской деревни с её несколькими жителями любой другой мегаполис выглядел бы как сказка! Добавить к российскому духу, прочно здесь обосновавшемуся, наследие тевтонских рыцарей, будь то Рыбная деревня или кафедральный собор, — и стараться не придётся, почувствуешь себя героем сказки. Оттого вчера по приезду, Настя даже прикрепила свой первый «замок на любовь» к Медовому мосту и загадала желание.
Она осознавала, что вошла в возраст, когда обязательно надо влюбиться по-настоящему или, хотя бы, найти предмет для обожания, как Татьяна Ларина, чтобы «всё думать, думать об одном»[1]. Единственная уральская подруга-сверстница и соседка Катюха ещё в прошлом году влюбилась в одного актёра, сделала у себя над кроватью «иконостас» из его фотографий, вырезанных из журналов или выписанных из Москвы. И так прожужжала все уши о нём, что Насте невольно пришлось стать фанатом серьёзного и ужасно таинственного дядечки, который (на минуточку!) был старше Катьки лет на пятнадцать. Старик, одним словом! Настя временами жалела о том, что не может в отместку Катюхе заразить её своей сердечной зазнобой. Но, впрочем, семья Кати собиралась переезжать. Хотя бы в Североуральск, если там получится найти квартиру в рассрочку. А значит, Настя останется в Гарях единственной девчонкой…
Нет, так-то, конечно, будет с кем поболтать и поделиться секретиками, одиночество ей не грозит. Но одно дело, когда ты можешь хоть ночью сбежать к подруге, другое — одноклассники, до которых, чтобы добраться, надо на лодке плыть в соседнюю деревню час, не меньше. И то, если мотор работает, не сломался.
— Белоснежка, не зевай! — отцовский палец щекотно потыкался ей в ребро.
— Па! — с укоризной нахмурилась Настя, но шаг всё-таки прибавила. Стоило Катьке оговориться при родителях, назвав подругу школьным прозвищем, и всё — приклеилось намертво.
И, кажется, родители не собирались забывать, наоборот, вчера отец за столом снова уделил внимание этой теме — удачности прозвища. И, мол, животные от Наськи без ума, и два гнома-обожателя уже есть. Трёхлетние братья-близнецы, в эту минуту мужественно сражающиеся с наваленным на тарелку съестным добром, причём голыми руками, почувствовали весёлый отцовский взгляд, подняли головы и засмеялись, заражая смехом собравшихся родственников.
Что-что, а братьям юмора перепало от отца на генном уровне. Настя и то так часто не смеялась, пошла в серьёзную мамину родню. А у маминой линии свой секрет был — большинство женщин рожали близнецов. Разве это не шутка природы? И Настя однажды проговорилась, мол, надеется, что родители остановятся на двух пацанах.
— Ещё пятерых надо, — флегматично сказал отец, а у самого в глазах смешинки плясали. Намекнул на то, что у известной сказочной дамы было семь помощников.
— Обойдусь двумя! — разозлилась Настя, а отец заразительно расхохотался, вызывая улыбку.
В самом деле, только этого не хватало! С появлением братьев тишина стала непозволительной роскошью. А без неё, как Настя ни хотела переехать в город, можно сойти с ума. Ну, а что? Ведь и в городе есть тихие места. Например, парки… Или собственная квартира, да что там — хотя бы комната! О том, что можно остаток жизни прожить в Гарях, смешно было думать. Жизнь ведь не стоит на месте, рано или поздно отец тоже велит собирать чемоданы, и уедут Беловы в новый мир. А пока о переезде только думали и не могли определиться с местом.
Мама хотела бы переехать сюда, в Калининград, ближе к бабушке и сестре-близняшке. Упрямый отец не хотел садиться на шею тёще и вообще зависеть от кого бы то ни было. Он ждал ответа от знакомых, работавших в Москве, кроме того, в Подмосковье второй год стоял хлипкий домишко покойной тётки с заколоченными окнами — наследство, которое по завещанию надо было разделить с братом. Меж собой братья не ссорились, просто дядя Гена прикипел к жизни бирюка и не собирался ничего менять, тем более лезть в чужую семью…
В общем, препятствий для переезда хватало, но судьба неумолимо подталкивала к этому, уменьшая доходы родителей и лишая сверстников — уже и соседнее село обезлюдело, осталась одна баба Алевтина…
Обо всём этом взрослые говорили везде — во время застолья, за вечерним чаем, у телевизора и даже сейчас, когда вокруг кипел музыкальный праздник. Настя закатывала глаза, отвлекаясь от предлагаемого городом веселья на надоевшие проблемы, которые мусолились родителями и «женским отрядом» — тётушкой и бабушкой.