— Для нас большая честь принимать здесь вольного паладина.
— Вольного паладина? — по инерции переспросила Катя.
— Паладины — это воины церкви, которые делятся на два типа, — не меняя интонации, объяснил Лазурель. — Орденские, которые объединены в крупные группы и товарищества, представляющие собой целые армии, и вольные, благословленные иерархом какого-либо храма. Паладины творят добрые дела во славу своего бога, получая за это покровительство от церкви. Правда, при этом они вынуждены отдавать храму половину своего дохода.
— Треть, — поправил лучника паладин.
— Значит, меня неправильно информировали, — Лазурель улыбнулся и поинтересовался. — А какому богу вы посвятили свое служение?
— Гимсому.
— Но это же покровитель скота и земледелия. Паладины обычно получают благословение от жрецов солнечного Игрула или бога воинов Шарфана.
— К сожалению, других храмов поблизости не оказалось, — улыбнулся рыцарь. — Пришлось брать то, что было.
— Ладно, оставим эту тему. Лучше расскажи о себе побольше. Конечно, Кумпа первого встречного нам бы не послал, но хотелось бы и собственное мнение составить.
— Зандукей Хумпфа, тридцать семь лет. В ратном деле с пятнадцати лет. Участвовал в Грацкой компании, штурмовал крепость Слез, зачищал пиратские острова от нашествия червей. Дюжина мелких походов, охрана караванов, защита Никумской цитадели в течение двух лет. Также довелось побывать в Зеленом Ущелье.
— Насколько мне помнится, в той битве выжил лишь каждый десятый, — с уважением произнес Лазурель.
— Это небольшое преувеличение.
— Ладно, а с чего это ты решил в паладины пойти?
— Слишком много думаю. Лет пять назад осознал, что все, с кем я начинал, уже давно остепенились. Кто на ферме осел, кто свое дело завел. Многие женились и детишек завели, и лишь я один мечом махаю. И самое страшное, что и завязать не могу: ну, не вижу себя в мирной жизни. А тут еще вдруг на своё прошлое взглянул по-иному. Все-таки крови на моих руках хватает: кого убил, кого ограбил, кого изнасиловал. Так что, с одной стороны, и уйти не мог, а с другой, с каждым новым боем чувствовал себя все более и более грязным. Знакомый жрец, с которым я на эту тему разговор завел, вначале посоветовал бросить все и пойти к ним в храм грехи замаливать. А когда я ответил, что это невозможно, предложил иное решение: если посвящу свою жизнь божественному служению, то все зло, что я натворил, со временем спишется. Вот я и стал паладином. Хотя, если честно, ничего не изменилось: как был наемником, так им и остался.
— А как же служение добру? — ухмыльнулся лучник.
Зандукей оказался не так прост.
— Жрец объяснил, что и добро и зло — понятия относительные. И даже в самом кровожадном и ужасающем поступке можно найти зачатки доброго дела. Поэтому, когда я рублю очередного противника, просто знаю, что это во имя добра, и больше не переживаю.
— Мне нравится такая логика. Кстати, озвучь свои требования.
— Один шетонг в неделю, в походе — три, во время боевых действий — пять. Задания повышенной сложности за договорную цену. Каковы условия дележа добычи?
— Половина идет в бюджет отряда, другая половина распределяется между членами отряда соответственно проделанной работе, — ответил Лазурель.
— Меня это устраивает. Будут ещё вопросы или испытания?
— Испытания, — лучник посмотрел на Катю, млевшую от созерцания мужественного воина, и, улыбнувшись, вновь переключился на Зандукея. — Ты что-то упоминал про изнасилования.
— Было дело по молодости.
— В таком случае, изнасилуй эту девушку, что сидит рядом.
— Вы это серьезно?! — паладин впервые с начала разговора проявил сильные эмоции.
— Серьезней некуда.
— И в чем тут подвох?!
— Если я скажу, то это уже не будет испытанием, — усмехнулся Лазурель и обратился к Кате. — Ты иди готовься, а я постараюсь убедить нашего отважного паладина решиться на этот поступок.
— Уговаривать меня не надо, — ничуть не обиделся рыцарь. — Я просто удивился, а у работодателей попадались требования куда страннее. Мне прямо здесь начинать?
— Лучше в спальне. Не хочу вас смущать.