Стало быть, я права.
— Мне нравится, — уже без усмешки, честно сказала я. — Не мой стиль, конечно… Но мне нравится.
— Твой стиль, милая, это серые стены и скучная мебель. Дать тебе волю, ты бы жила в кабинете какого-нибудь завода.
— Неправда! — возмутилась я.
— Я видела твою квартиру в Илсити.
— Илсити? Хм… — растерялась я, припомнив, что сделала из нее, по сути, офис. — В Илсити я бываю не так часто, так что так удобней.
— Ага, — опять посмеялась Ева.
— Да ну тебя, — в той же ленивой манере, передразнила ее я.
— Пойдем, покажу тебе дом.
Ева провела меня по комнатам первого этажа, показала просторную кухню с террасой, комнату для шиться и комнату для чая…
Чай? Шитье?
Ну, шитье, это популярное увлечение едва ли не каждой домохозяйки, но я даже не предполагала, что у Евы к этому тоже есть страсть. Ну а отдельная комната для чаепития… Даже не знаю.
Поднялись по лестнице.
— Кабинет Генри, — показала она на дверь слева. — Туда нельзя входить.
— Ладно.
— А это наша комната, — приоткрыла она дверь в спальню.
Светлая мебель. Небесно-голубого оттенка стены с ненавязчивым рисунком. Бирюзово-зеленые шторы. Камин.
— А там гардероб?
— Нет, — с таинственной улыбкой на губах, Ева приоткрыла дверь во вторую комнату в спальне.
Я заглянула. Растерялась…
А потом улыбнулась, и протянула:
— Вот это да.
Второй комнатой была детская. Кроватка и кресло были оформлены в нежные сине-розовые цвета. На крошечном диване были аккуратно разложены игрушки. На игрушечном велосипеде сидел плюшевый медведь.
Коврики.
Детские книжки…
— Сколько уже? — мой взгляд сам собой метнулся к животу Евы.
— Тринадцать недель.
Я замечала, что Ева давно не держала бокал в руках…
— Поздравляю! — с улыбкой я обняла подругу. — От всего сердца вас с Генри поздравляю!
— Спасибо, милая, — вполголоса протянула она.
— Ну, это объясняет интерес к чаепитию и шитью, — опять посмотрев в красиво оформленную детскую комнату, проговорила я. — А то спросить стеснялась…
— Шитье мне всегда нравилось, — прикрыв дверь в детскую, возразила Ева.
— Неправда.
— А вот и да, — упрямо посмотрела она на меня. — Раньше я работала швеей.
— Серьезно?
— А потом Дориан разбогател и вся моя жизнь покатилась к черту, — встряхнула она головой, явно не желая вспоминать бывшего мужа.
Ева вышла в коридор. Когда из спальни вышла я, прикрыла за мной дверь.
— Ты выйдешь за Генри? — припомнив разговор с ней в ресторане Мистраль, спросила я, поймав себя на мысли, что меня это всерьез заботило.
Ева замедлила шаг. Обернулась.
Смотрела на меня как-то взволнованно…
— Да, выйду, — наконец изрекла она. Пыталась говорить беспечно. — Попробую еще раз построить свою счастливую жизнь. А если что-то пойдет не так, моя подруга всемогущая Хэнтон. Ты не оставишь меня в беде. Ведь, так?
Ева старалась говорить беспечно, но я чувствовала то, как ей было тяжело.
Она хотела своей сказки. Хотела счастливой жизни с Генри…
— Ты так сильно этого боишься? — вполголоса изрекла я.
— Я год провела в психиатрической больнице, — голос Евы перестал быть безмятежным. Стал трусливым, как у напуганного щенка. — А ты только три дня была там… Извини, Анна, но у тебя не получится меня понять.
— Да, не получится, — вынуждена была мрачно согласиться я, вспомнив те холодные стены, недружелюбные лица и заместителя главного врача. — Но плохие времена позади. Теперь у тебя есть дом. У тебя будет семья. Вокруг тебя люди, которые очень тебя любят. — Я взяла Еву за руку — на ее тоненьком пальце сверкнуло обручальное кольцо. — Ты уже носишь его кольцо. Ты всерьез этого хочешь!
— Хочу…
— Так не позволяй своему плохому вчера делать тебя несчастной сегодня. Ладно?
Не сразу, но Ева кивнула.
— Ладно.
После недолгой экскурсии по второму этажу, Ева коротко показала мне третий — чердак, по сути, с низким потолком и двумя комнатами. Там пока что ничего не было. Просто стены. Но сделать с теми комнатами что-то думал Генри… Когда Ева все это рассказывала, ее взгляд горел. Этот дом и предполагаемая жизнь в нем с Генри делали ее действительно счастливой.
— Как твои дела с Джоном? — Ева деликатно подразумевала историю с любовницей.
Я думала, что я смирилась с этой историей. Признаться честно, с некоторых пор я даже стала о ней забывать. Но сказанное Евой растревожило былые раны. Вспомнились обиды.