Они едва не сделали меня частью себя.
И все это за одну ночь.
— Проклятие…
Потерла глаза и встала со стула. Поднялась на второй этаж, подступив к той самой комнате. На матрасе в куче разного тряпья обнаженный Дилан, блондинка и брюнетка. Третья? Третья либо мне померещилась этой ночью, либо она уже ушла.
Впрочем, понятно было главное: этой ночью мне ничего не показалось.
Я вернулась в ту комнату, в которой провела первую часть ночи. Там, на кровати продолжали спать двое. По-прежнему в одежде. По-прежнему обняв друг друга. Мило, особенно по сравнению с тем, что я видела только что.
Нашла свою обувь. Вышла в коридор и пошла в ту комнату, в которой Катрин вручила это самое бирюзовое платье. Как и во всех прочих, в этой комнате не было двери. Повсюду лежали наряды и украшения, но нигде не было моей одежды.
Я осмотрела буквально все: от шкафа до чемоданов; под кроватью и даже в дальних углах! Моей одежды нигде не было.
Спустилась в гостиную. Здесь как попало спали люди. С улицы уже доносились голоса.
Поднявшись с кресла, я вышла на веранду, сразу ощутив то, насколько теплее было на улице, чем в доме. Подошла к Катрин, что наводила порядок на столах.
— Доброе утро! — не дав женщине ответить мне похожим приветствием, сразу спросила: — Я не нашла свою одежду. Где она?
Снисходительно улыбнувшись, Катрин показала на белый пепел костра, а я растерялась.
— Вы сожгли мою одежду? — с очевидной претензией в голосе протянула я. В карманах в конце концов были еще и деньги.
— Она тебе больше не нужна! — положила мне ладони на плечи, доверительно заглядывая в глаза. — Зачем она тебе, если ты здесь, с нами.
Вот теперь я смотрела на Катрин как на сумасшедшую.
Молча отступила и пошла в дом, в одной из комнат на втором этаже отыскав Сару Слеперс.
Девушка перед зеркалом заплетала цветы в волосы. Ее вечно молчаливой подруге я велела выйти, но та недоуменно уставилась на меня и не шелохнулась. Но у дальней стены зашевелилась другая девушка — я ее не заметила сразу. Бледная и худая, но в ярком красном платье, странно улыбалась мне…
Сара с тревогой посмотрела на меня, в то время как в моих глазах полыхало пламя злости.
— Если хотели поговорить со мной, могли просто попросить, — вступилась она за подруг, отложив цветы.
Поднялась и вслед за мной вышла из комнаты.
— Чего вы хотите? — прямо спросила она, когда мы остались одни.
— Чтобы ты вместе со мной села в машину.
— Нет!
— Все это… Коммуна, и все что происходит здесь… Это безумие, Сара! — процедила я.
— Так уезжайте! А меня оставьте в покое. Эта жизнь мне подходит!
— Это неправда…
— Да что вы знаете?
Собравшись с мыслями, говорю спокойно:
— Дилан не любит тебя и никогда не полюбит.
Сара в привычной ей манере дерзко усмехнулась.
— Да что вы знаете о его любви? Что вы понимаете в жизни здесь? Вы только одну ночь провели с нами!
— И я хочу забыть эту ночь как страшный сон, поверь.
— Так уезжайте! — снова вспылила она. — Живите своей жизнью и забудьте. Чего вы прицепились ко мне?
— Тебя не должно быть здесь. Это неправильно!
— А что правильно? — разозлилась Сара. — Как мачеха выйти замуж за старика и нарожать ему кучу детей? Выйти замуж за Бобби Джонса?
— Ты говорила, что любишь Бобби.
Она не сказала ни да ни нет, только в глазах сверкнуло некое теплое чувство. Но то чувство мгновенно развеялось и в глазах снова сгустились тучи.
— Я не положу свою жизнь на жертвенный алтарь общепринятых ценностей, придуманных когда-то другими людьми. Я сама решу, что мне нужно, — решительно изрекла она. — Я люблю Дилана. И я выбираю эту жизнь!
— И готова делить его со всеми ими? — махнула рукой, подразумевая всех членов коммуны.
— Вы были женой. Любовницей. Затем снова женой. У вас были любовники… Так чем, то что делаете вы отличается от того, что делаем мы, разве что, в отличие от вас не заключаем браки и не разводимся?
— Начнем с главного: я не устраиваю оргии. И лишена удовольствия наблюдать за тем, как мой мужчина спит с другой.
— Если он этого не делает у вас на глазах, еще не значит, что он не делает этого у вас за спиной, — усмехнулась Сара, подразумевая мое собственное прошлое, когда невестой Джона еще была Мелисса Бауэр. По ее замыслу это должно было больно кольнуть меня, но не кольнуло. — Как бы там ни было, все упирается в границы нравственности, придуманные когда-то другими людьми. Я перешагнула через это.
— Вижу, — недоверчиво протянула я, потому как ясно видела, как в этих решительных глазах рвала и метала собственница внутри Сары. Ее гордое самолюбивое «я» не желало быть подавленным. Оно бунтовало, разгоралось с претензией разорваться подобно атомной бомбе и смести все на своем пути.